— Меня зовут доктор Скарпетта, — представилась я. — Не могли бы вы указать мне Роба Келси? Он ведь еще не ушел, я надеюсь?
— Нет-нет, — как я и ожидала, ответил преподобный. — Роб помогал с причастием и сейчас скорее всего убирает все принадлежности. — Он оглянулся в сторону алтаря.
— Я поищу его, вы не возражаете? — спросила я.
— Ни в малейшей степени. И я хотел сказать вам… — На его лице отразилась грусть. — Мы очень ценим все ваши усилия. То, что произошло, изменило всех нас. — Он покачал головой. — Несчастная, несчастная мать. Другая на ее месте стала бы роптать против Господа, но только не она. Нет, мэм, только не Дениза. Каждое воскресенье она в церкви. Не много я знаю столь же достойных христиан.
— Она и сегодня была здесь? — спросила я, чувствуя, как по спине ползут мурашки.
— Да, она, как обычно, пела в хоре.
Я не видела ее. Да и вряд ли бы могла — на службе присутствовало человек двести, а хор к тому же еще и располагался на балконе позади скамьи, на которой я сидела.
Роб Келси-младший оказался жилистым мужчиной за пятьдесят в дешевом синем костюме в полоску. Он ходил по рядам, собирая с подставок стаканчики для причастия. Я представилась, очень опасаясь его встревожить, но его, по-видимому, непросто было застать врасплох. Усевшись рядом со мной на скамью, он задумчиво теребил мочку уха, пока я излагала ему суть дела.
— Все верно, — проговорил он таким тягучим голосом, какого я еще не слышала ни от одного каролинца. — Папаша мой всю жизнь на той фабрике проработал. Когда на пенсию уходил, ему телевизор подарили, цветной, да еще золотую булавку для галстука, солидную такую.
— Он, должно быть, был отличным начальником цеха, — сказала я.
— Само собой. Правда, стал он им не сразу. Раньше работал главным контролером по упаковке, а сначала и вовсе простым упаковщиком.
— А чем конкретно он занимался? На должности упаковщика, например?
— Ну, смотрел, значит, чтобы рулоны как следует в коробку легли, а со временем его над другими упаковщиками поставили, приглядывать, как они свою работу выполняют.
— Понятно. А вы не припоминаете — на фабрике не выпускали клейкую ленту ярко-оранжевого цвета?
Роб Келси нахмурил лоб под короткими, ежиком, волосами и сощурил темно-карие глаза, припоминая. Вдруг лицо его просветлело.
— Да, точно. Помню такую, уж больно необычный был цвет. Ни раньше, ни после такую уж не делали. Для тюрьмы какой-то, кажись.
— Верно, — подтвердила я. — А не могли рулон-другой оказаться в этом районе? В смысле у кого-то из местных жителей.
— Ну, вообще-то такое не положено, но иногда бывают возвраты и прочее. Если лента оказалась с небольшим браком, к примеру.