Девушка отвернулась,
доверив баталовскому взгляду фонтан темно-русых волос, перехваченный у затылка
горлышком белой волнистой резинки. Всё — Баталов перестал быть, его даже стерли
из всех видов памяти, как ненужный файл. В системе образов, воспринимаемых морскими
глазами, не мог существовать худощавый, сутуловатый тип, облаченный в старый
серый плащ, имеющий немодную стрижку и отрешенное выражение лица. Денис
вздохнул так, что окружавшие его пассажиры встревожено посмотрели в его
сторону. Все, кроме нее. Она же скользнула в открывшийся с шипением дверной
проем, в пространство оказавшейся не к месту и не ко времени остановки.
Ослепительно белый спортивный костюм начал исчезать в толчее осаждающих автобус
фигур и удаляться в сторону старого, построенного еще при Сталине жилого
массива. Жизнь кончилась бы, не успев начаться, но Денис сквозь ругань и
недоумение ринулся следом. Он и не думал искушать провидение, он вообще не
знал, что ведет его, ни на что не надеялся, просто хотел не упускать из вида
легкую походку, придающую смысл хотя бы одному дню из его жизни.
Руки в карманы, и не
семенить! Пусть это преследование приведет в никуда, и Баталов, никогда не
веривший в уличные знакомства, просто вернется на исходную остановку, главное в
настоящем — хотя бы еще раз увидеть ее лицо, пусть даже полные сочные губы
будут криво ухмыляться его наивному поклонению, а из морских глаз окатит волной
презрения.
Видимо, он шел за ней
так неуклюже и откровенно, что пару раз она оглянулась, действительно облив его
выразительным недовольством, но не увеличила скорость и не остановилась... А
Баталов, включивший на полную всю возможную мощь своего зрения, с радостью
обнаружил, что на пальцах ее нет обручального кольца, да и вообще нет никаких
подобных украшений, что исключало ошибку и даровало надежду. Потеряв от
волнения бдительность, Денис сократил дистанцию до неприличия и не заметил, что
повернул следом за девушкой в арку пятиэтажного дома. Поэтому ему пришлось
тормозить до жуткого содрогания в сердце. Девушка ждала его, сжав у груди
кулаки, приняв какую-то боевую позицию, в наполненной сыроватым мраком нише.
Баталов от растерянности даже начал читать непристойные и англоязычные надписи
на стенах. Поворачивать было поздно.
— Ты что — маньяк?! —
открыто и очень враждебно спросила девушка.
— Нет, вообще-то я
поэт... Малоизвестный... Но уж точно не маньяк. — Теперь Баталов ожидал от нее
груду современных ругательств, типа: «лох», «тормоз» и пр. Ожидал, чтобы
разочароваться в этом наивно и/или походя опоэтизированном образе и спокойно
повернуться к нему на сто восемьдесят градусов. Но ожидаемого не последовало.