Говоря, что он пишет очень трудно («..для меня это мучение. Напишу несколько строк в день и потом хожу, мучаюсь, меняю слово за словом»), Бабель не врал. Но отчасти — и темнил, маскировался.
Г. Мунблит, вспоминая о первом своем визите к Бабелю, упоминает — и даже не просто упоминает, а «со значением», — такую деталь:
► Бабель сам открыл мне, и мы прошли в большую комнату первого этажа, судя по всему — столовую. Здесь хозяин указал мне на стул, а сам устроился на большом, стоявшем в углу сундуке.
Об этом сундуке я уже слышал прежде. Утверждали, что Бабель хранит в нем рукописи, тщательнейшим образом скрывая их от чужих взоров и извлекая на свет только для того, чтобы поправить какую-нибудь строку или слово, после чего снова укладывает назад пожелтевшие от времени листки, обреченные на то, чтобы пролежать без движения еще долгие месяцы, а быть может, даже и годы.
Теперь, увидев сундук своими глазами, я окончательно уверовал в правдивость этой легенды.
(Воспоминания о Бабеле. М., 1989. Стр. 80-81).
Сам Бабель эту легенду не опровергал, но, когда заходила речь об этом его таинственном сундуке, неизменно давал понять, что хранятся там у него в основном вещи незаконченные, над которыми он продолжает упорно и мучительно работать. А о том, что там могут оказаться и законченные, вполне готовые для печати, предпочитал умалчивать. Он прекрасно понимал, что в том царстве-государстве, где ему выпало жить, писание, как мы бы теперь сказали, «в стол», — занятие отнюдь не безобидное.
В этом легко убедиться, прочитав протокол первого его допроса, — даже не весь протокол, а только самые первые, начальные его строки.
► ПРОТОКОЛ ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО
БАБЕЛЯ ИСААКА ЭММАНУИЛОВИЧА
от 29 — 30 — 31 мая 1939 года
Бабель И. Э., 1894 года рождения, уроженец гор. Одессы, б/п, до ареста — член Союза советских писателей.
В о п р о с: Вы арестованы за изменническую антисоветскую работу. Признаете ли себя в этом виновным?
О т в е т: Нет, не признаю.
В о п р о с: Как совместить это ваше заявление о своей невиновности с свершившимся фактом вашего ареста?
О т в е т: Я считаю свой арест результатом рокового для меня стечения обстоятельств и следствием моей творческой бесплодности за последние годы, в результате которой в печати за последние годы не появилось ни одного достаточно значительного моего произведения, что могло быть расценено как саботаж и нежелание писать в советских условиях.
В о п р о с: Вы хотите, тем самым, сказать, что арестованы как писатель, не выпустивший за последние годы сколь-нибудь значительного произведения. Не кажется ли вам чрезмерно наивным подобное объяснение факта своего ареста?