– Нет. В том-то и дело, что нет… – тяжело вздохнула тетя Таня. – Она писала мне, что через силу с Амирчоном живет. Я, как письмо от нее получала, сразу вся насквозь уплакивалась! Она в каждом письме просила меня разузнать, как там судьба у Сашки сложилась после смерти Лизаветы-то. И про сестру спрашивала, про Зину. А я чего откуда узнаю? Никак и не узнаю…
Не ехать же мне было в ее деревню специально, чтоб Зину с Сашкой разыскивать да обо всем у них выспрашивать!
– Так, значит, у мамы действительно родная сестра была?
– О господи… Так она и про Зину тебе не стала рассказывать?
– Не-е-ет…
– Что ж, значит, не смогла Маша таки пережить эту историю, и Зинаиде не простила…
– Чего не простила? Теть Тань, расскажите мне все с самого начала, пожалуйста! Что там за история была?
– Ой, да ничего особенного и не было! Когда Маша с учебы в деревню вернулась, Сашка уже женатый был. Ну, она поплакала да и успокоилась вроде, тем более некогда было особо плакать-то. Работы много, одна амбулатория на четыре окрестные деревни, они там со старенькой фельдшерицей только успевали поворачиваться. Это уж потом, когда Амирчона на практику прислали, немного вроде полегче стало. Но опять же хозяйство надо было держать, кормиться как-то. Маша с Зинаидой сиротами остались, вместе жили, одним домом, хоть они и не совсем родные, по отцу единокровные. Зинаида ее на пять годков постарше была – по деревенским меркам вообще перестарок. Ну а тут захаживать к ней стал один мужик приблудный – вроде как не свой, не деревенский. А домик-то маленький, комната да кухня, особо и не разгуляешься. Вот Зинаида на Машу и начала психовать – вроде как мешает она ей личную жизнь устраивать. Пусть вроде выходит замуж за своего «басурмана» да идет к нему жить в казенное жилье при амбулатории. Это она Амирчона так звала – басурман. А Маша вовсе за него и не собиралась, и в мыслях не было… Мало ли что любил!
– Хм… Ничего себе! Басурман, главное! – тихо возмутилась Диля.
– Ну, ты шибко не обижайся, это слово вроде как и не ругательное. В деревнях так всех подряд называют, которые не местные да сильно чернявые. Чего с них возьмешь, с деревенских-то? Культурам не сильно обучены.
– Да я и не обижаюсь… Ну а дальше что было?
– А дальше эта история с Лизаветой приключилась, прямо все один к одному… В жизни оно всегда так и случается – все к одному…
Тетя Таня вяло махнула натруженной, в толстых венах ладонью, качнула полным станом, вздохнула и замолчала, глядя куда-то поверх Дилиной головы. Диля сидела замерев и боясь потревожить ее вопросами, ждала терпеливо. Наконец, опять вздохнув, женщина тихо продолжила, будто перерубая тянущуюся от нее в пространство ниточку памяти: