– Мальчик, вставай! – поднял с асфальта Алишера второй спаситель, принялся отряхивать въевшуюся в джинсовый костюмчик грязь. И без того мелко дрожащий Шурик напрягся, грозно тявкнул, и слегка ухватил спасителя за палец, и тут же заскулил виновато, будто извиняясь за свою нервную несдержанность.
– С тобой все в порядке? Тебя не задело? Нигде не болит? – сунулась к сыну Диля, но тут же и осеклась, увидев, как напряглось непролитыми слезами мальчишечье личико, как из последних сил оно крепится, чтобы не выпустить слабые немужские слезы на волю. Улыбнувшись через силу, она протянула руки, возложила их сыну на плечи и совершенно серьезно, стараясь придать голосу побольше материнского тщеславия, произнесла: – Молодец, сын! Молодец, не отдал Шурика! Я горжусь тобой, честное слово! – И, обращаясь уже к двум спасителям, которые смотрели на этот пафос несколько недоуменно, добавила: – Представляете, мой сын двоих скинхедов не испугался! Они собирались собачку у нас забрать, а он не отдал…
– Ай, молодец! – расплылся в улыбке небритыми щеками один из спасителей и чуть сдвинул со лба засаленную черную шапочку. – Настоящий мужчина будешь, значит!
– А вы тоже молодцы… Спасибо вам, ребята! Тоже их не испугались, заступились за нас! Спасибо!
– Да вообще-то это не настоящие скинхеды были… – скромно выступил из-за спины небритого и в шапочке тот, который был помоложе, – эти под скинхедов просто косят, больше на словах, чем на деле. А от настоящих просто так не уйдешь, они стаями ходят, как шакалы. Илхома один раз так изувечили – три месяца в больнице лежал.
– Это я – Илхом, – представился тот, что в шапочке. И, показав рукой на другого спасителя, уточнил: – А это брат мой, Сафар. Он недавно из Душанбе приехал.
– Так и мы три дня всего здесь живем… Тоже из Душанбе приехали… – тихо проговорила Диля и поморщилась от боли в боку. – Хотели вот погулять, город посмотреть…
– О! Так вы, значит, наши! Ты таджичка, да? Точик? Значит, мы за своих заступились?
Диля помолчала секунду, потом уверенно подтвердила:
– Выходит, что так… За своих… Я таджичка, да.
Не захотелось ей почему-то рассказывать этим ребятам про свою русскую половину. Черт его знает почему. Что-то щелкнуло в голове, повернулось в другую сторону. А может, просто обыкновенного сочувствия захотелось, искреннего участия от братского, с неба свалившегося незатейливого землячества.
– Ой, точик, дорогая, какая же ты грязная… Ай-ай, как домой пойдешь? – сочувственно по-цокал языком Сафар, оглядывая Дилю. – Штаны вон сзади порвала, ногу голышом видно… Далеко живешь, точик?