Сложней мне было
внутренне смириться с тем, что не звонит Леонид Сергеевич. Конечно, я сама не
пришла на назначенную встречу, но ведь мало ли что могло случиться! В конце
концов, школа моделей нужна мне гораздо больше, чем ему... точнее, ему она вообще
не нужна.
Пока я так думала,
шаркая во дворе метлой, мимо пробежал Валькин Садик, а через пару секунд
показалась и она сама. Вот уже несколько дней мою подружку было не узнать,
настолько она преобразилась. Красавица — раз, самая счастливая — два. Если бы у
нас бывали конкурсы счастья, Валька наверняка заняла бы первое место. Как и на
конкурсе красоты. Теперь в ней, во всей ее фигуре сквозит какая-то приятная
материнская важность, походка у ней плавная, лицо сияет. Глядя на нее, сразу
вспоминаешь давнее, что мы учили когда-то с Иларией Павловной: «А сама-то
величава, Выступает, будто пава; Месяц под косой блестит, А во лбу звезда
горит...» Месяца и звезды, конечно, не было, но зато в Валькиных глазах
отражалось солнце: черноволосый, живой, как ртуть, Садик. Очень интересно было
наблюдать их вдвоем: сын совсем не похож на мать, и в то же время видно, что
они именно мать и сын.
— А чего ты не
здороваешься с тетей Мальвиной? — протяжно, как она стала теперь говорить,
спросила Валька.
— Здрасьте, тетя Мальвина!
— выпалил малыш и оглянулся на мать: правильно ли он сказал?
— Здравствуй, Садик! Вы
что, гуляли?
— Мы были в поликлинике.
Надо карточку заводить, — рассмеялась от счастья Валька. — Ведь теперь мы тут
прописаны и будем лечиться по месту жительства. Ты помнишь нашу детскую
поликлинику, Мальвинка?
— Еще бы не помнить! Я
желаю тебе, Валька, всего-всего... А скажи, как здоровье бабы Тоси?
На Валькино лицо
набежала тень — это была единственная тучка, омрачающая последнее время ее
ясный день. Бабка, конечно, страшно обрадовалась Садику, и это на какое-то
время дало ей новые силы. Но ведь восемьдесят девять лет не шутка. При том что
она уже месяц лежала, не вставая, надолго рассчитывать не приходилось.
— Бабка плохо. Лежит,
лежит, потом вдруг вроде задремлет и начнет во сне бормотать: «Аш-два,
аш-четыре, квадрат поражения! Начинаю наводку!», и еще что-то такое, с войны...
Я даже не знала, что
сказать. Мне вдруг так удивительно показалось, что знакомая с детства баба
Тося, оказывается, несет в себе частичку того времени, о котором мы только
слышали и в книжках читали. Я, конечно, и раньше об этом знала, но все равно...
Неужели сейчас в Валькиной квартире взаправду звучит тогдашнее «квадрат
поражения», «даю наводку» и прочее?..