— Але, я слушаю! —
закричал он громче: будет обидно, если звонок сорвется. — Я вас слушаю! Это ты,
Света?
Теперь он услышал, что в
трубке именно дышат: громко и с хрипотцой. Он испугался, все ли в порядке дома,
но тут же сообразил, что ни у жены, ни у дочки такого дыхания быть не может.
Потом пошли короткие гудки. Раздосадованный и слегка встревоженный, Игорь
Сергеевич бросил трубку.
— Кто это меня звал, молодой
голос? — спросил он возившуюся с бумагами акушерку.
— Вроде молодой,
девушка. Но не ваша Света. У вашей-то голосок потоньше, а тут вроде хрипатый.
— Ну, если эта хрипатая
снова сейчас позвонит, меня не зовите. Мне, в конце концов, надо с больной
закончить. Спросите тогда сами эту хрипатую, что ей надо.
— Хорошо, как скажете.
Он вернулся в кабинет,
надел новые перчатки и включил датчик. На этой кушетке у него бывали женщины
двух категорий: гинекологические больные и беременные. В данном случае
обследовалась гинекологическая больная, так что глупого вопроса «мальчик —
девочка» не предвиделось.
Нельзя сказать, чтобы
Игорь Сергеевич не любил свою работу, не сочувствовал молодым мамам и малышам,
поджидавшим срока родиться на свет. Просто он несколько устал, как любой
специалист, вкалывающий на двух ставках. Само собой, это не должно сказываться
на больных, и он строго следил за собой, чтобы не пропустить какой-нибудь
тревожный симптом. Но когда речь заходила о цвете одеяльца, позволял себе
расслабиться и отвечать, если не было полной уверенности, наугад. В конце
концов, это все равно, голубое или розовое. Вот сам он тоже хотел, чтобы у него
был сын, а растит кого Бог послал — дочку. Видно, ему на роду написано обитать
среди женщин, что дома, что на работе.
В молодости, когда
выбирали профессию, друзья готовы были часами зубоскалить на тему, что он —
будущий гинеколог. Первое время ему и самому было неловко: то неуместно весело,
то, наоборот, тоскливо — он-то к чему в этом женском царстве? Ведь едва
переступив порог консультации, уже чувствуешь особую здешнюю атмосферу: только
женщины, все для женщин. Если посторонний зайдет сюда вместе с женой, за ним
уже отовсюду следят настороженные глаза: это что еще за лазутчик? А женщины,
которым здесь приходилось солоно от тревог, болезненных ощущений и, как ему
казалось сначала, унижения, — женщины в этих стенах были оправданы уже тем, что
они женщины. Тут вступало в силу молчаливое сообщество больных,
беременных, акушерок, нянечек и врачей, среди которых Игорь Сергеевич оказался
единственной белой вороной, то есть единственным мужчиной. Безусловно, он делал
свое нужное и благородное дело: диагностировал болезни, распознавал нарушения
беременности, в том числе на ранних стадиях, когда можно помочь. Он был
неплохой специалист, и женщины не избегали его, многие говорили с ним
заискивающе, а некоторые дуры даже пытались кокетничать. Белый халат
обеспечивал ему пропуск на эту чужую территорию, в эту изначально не чуждую
мужчине атмосферу. Но он иногда пугался за свое мужское достоинство: не
происходит ли тут сглаживание его мужских свойств характера? За двадцать лет
работы он отвык от резкости в каком бы то ни было виде, ходил не торопясь,
приучил руки к мягким округлым движениям и говорить стал тоже округло, без
резких выражений. Самому ему это не нравилось, но у него здесь выработался такой
стиль. А дома — то же самое: изволь считаться с загруженностью жены, с трудным
возрастом дочки. И он считался, вот только по хозяйству не помогал, не желая
окончательно раствориться в иной половине человечества. А они, не понимая этой
скрытой подоплеки, на него обижались.