— Да, царевна, — суетливо кивал учитель.
Я уже сожалела, что вломилась на урок, и испытывала неловкость из-за того, что не могу вести себя как нормальный человек, не привлекая к себе внимания. Мне не следовало сюда приходить, но повернуться и уйти прямо сейчас тоже неправильно — это вызвало бы еще большее волнение. Пришлось остаться до окончания урока.
Потом Мардиан подошел ко мне в сопровождении Олимпия.
— Очень рада видеть тебя снова, — сказала я Олимпию. — Но почему ты ни разу не дал о себе знать, хотя учился здесь, под боком? Неужели царевна — пугало, от которого все стараются держаться подальше?
— Ну, главным образом я занимаюсь не здесь, а в Мусейоне, — ответил Олимпий. — Сюда я попал, чтобы выскользнуть из-под родительской тени. Думаю, ты понимаешь, как это бывает сложно. А в Мусейоне мой отец с его ученым именем отбрасывает очень длинную тень.
— Ну, мой толстый предок отбрасывает тень не меньшую! — сказала я со смехом. — Но выскользнуть из-под такого рода зонтика и вправду приятно.
— Так вы знакомы? — удивился Мардиан.
— Мы встречались давным-давно, — ответила я, — когда Александрию посещал Помпей. Нам обоим тогда захотелось побывать на пиру, хотя это было совсем не по возрасту.
— Уверен, Олимпий наповал сразил взрослых своими познаниями, — сказал Мардиан. — Он всегда производит такое впечатление.
— Теперь уже нет, — поправил его Олимпий. — Я вырос, и на меня больше не смотрят как на чудо-ребенка. Такими восхищаются лет до тринадцати.
— Да, — согласился Мардиан. — Всем нравится умный сообразительный ребенок, но то, что восхищает в малыше, утомляет в отроке.
— Ну а мне, — подхватил Олимпий, — вовсе не хочется никого утомлять.
После того случая мы стали проводить время втроем. Олимпий, хотя он никогда в этом не признавался, был одинок; возможно, сверстников отпугивали его глубокие познания и взрослая манера держаться. Его интерес к врачеванию не угас, и он готовился стать лекарем здесь, в Александрии, где медицинская школа была лучшей в мире. Одиночество не миновало и Мардиана, особенно по мере взросления, когда его отличие от других мальчиков становилось очевидным. Ну а я? Я была царевной с сомнительным будущим — объект любопытства, перешептываний и толков. От меня на всякий случай предпочитали держаться подальше.
А потом наступил день испытания, когда мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы выдержать его. Олимпий с гордостью объявил, что приобрел маленькую парусную лодку. Он приглашал нас на прогулку и надеялся, что для практики ему разрешат воспользоваться внутренней царской гаванью, где вода намного спокойнее.