Дневник 1990 года (Семанов) - страница 11
18/II. Сегодня около Останкино состоялся новый митинг, было 2000, не более, вел Скрипко (о нем: получает 700, его жена оформлена секретарем на 300, кто такой, откуда - никто не знает). Говорят, выступали Бондаренко131, Романенко132 (неужели тот самый дебил-антисионист?!), кто-то еще из третьестепенных.
19/II. Помер Евсеев133, по сообщ[ению] "Мос[ковской] пр[авды]", его нашли на кольцевой в 11-м часу в субботу (вечером) 10 фев[евраля], 15-го скончался в больнице. Да, жил грешно, умер срамно. Но гул слухов: убили сионисты!! Говорят, завтра его похороны (вроде бы в храме...), это может вызвать демонстрации. И еще говорят, что 25го "левые"134 проводят митинг на Красной [площади], чуть ли не миллион соберут. А почему бы нет? Ведь молодежь за них, это было видно по студенческим капустникам в рамках КВН по теле в пятницу.
Видел ФФ135, он тоже понимает, кто такой Скрипко и вокруг, к ним не ходит; говорил, что Проскурин кричал ему: ты что, трусишь?!... Примерно так он и обо мне думает, свое комбедовское болванство они проводят в добродетель.
Приставали ко мне люди Гагарина, отказал, там темнота, жидовство, в планах - Иванов-Скуратов136 и "детективы"; повод - пришла в партком бумага из Воениздата о финансовых злоупотреблениях его. А главное - он хам. (Прокурин же хвалил его.)
21/II. Объявили в газетах, что митинги в воскресенье (25-го)... Ну, не запрещаются, а... не рекомендуются. Лыкошин137: мы даем советы нашим, чтобы не ходили. Все ожидают, что в воскресенье может пролиться кровь: "они" приведут русских пэтэушников, школьников и студентов. Могут произойти страшные вещи, кровавые.
Сегодня в 11 подъехал по договоренности к Арье Левину138, был потрясен: взвинченная толпа стояла и перед воротами, и в канцелярии, где принимали документы, и перед входом в представительство. Такого я не видел, кажется, с войны: давка озлобленная, люди друг друга ненавидят, ругань. Не мог пройти, причем взял с собой гравюру Утенкова139 в подарок, а она габаритная. Решил уже уходить, но вышел сотрудник, опознал меня, провел "по блату" к шефу. Я сказал сразу, что потрясен увиденным, что русско-еврейские отношения обострились буквально в последнее время, что я (и "мы") этим огорчен, однако это уже непоборимая стихия. Сказал про Евсеева, что был талантлив, но псих и племянник Пономарева140. Отдал вырезку из "М[олодой] Г[вардии]" № 11, где про контакт сотрудников его консульства с сионистскими кругами в Москве - мол, это выгодно для русско-еврейского сближения сегодня, в 60-х такие действия посольства Израиля вызывали в стране отрицательное впечатление; удивился, но явно подумает (они все же ужасные националисты). Сказал, что в русских кругах вопрос об отделении Закавказья и Прибалтики решен, но Россия в любом случае останется, ваши отношения с Грузией и Литвой нас не волнуют, но подумайте о еврейско-русских делах. Спокойно ответил, что это важно, что в любом случае в России останется большая еврейская община. Словом, чего-то у нас есть для переговоров. Он взял бумажку, написанную по-русски, где я увидел имя Гулыги141, спросил меня, не могу ли я познакомить его с К. Рашем, он, мол, очень интересно пишет... Я обещал, сказав, что им надо собирать на приемах русских деятелей, согласился, но пожаловался, что нет помещения, а главное - неопределенный статус. Сказал, что кампания по поводу поселения наших евреев на "арабских землях" провоцирует новую войну на Ближнем Востоке142; дал ему понять, что у нас сейчас нет госуд[арственного] руководства, поддержка шейхов идет по давней традиции, хотя я лично стою за (два слова срезано), и многие иные тоже. Сказал, вот Ф. Кузнецов говорил о контактах с вами, дал ему очень высокую оценку. В заключение прямо сказал, что хотел бы посмотреть Израиль, ибо: 1) увидеть еврея "в собств. соку" (он улыбнулся), а главное - 2) как строится гос[ударст]во на религиозных и национальных началах. Заинтересовался: приезжайте. - Там друзья, не могу по приглашению, неудобно. - Что предлагаете? - Пусть какой-нибудь университет пригласит меня как специалиста по Шолохову. Пожаловался, что письма мои к Агурскому143 и его [ко мне] не доходят. Оставил две газеты "М[осковский] Л[итератор]" с моей статьей, одну попросил передать Агурскому, сказал, что публикация имела успех в разных кругах. Оставил камешки, к[оторые]е ему явно понравились. Он подарил мне книгу об арабо-изр[аильских] войнах, очень интересную, зачем-то бутылку и конфеты. У них ежедневно - 2000 выездов с 1 окт[ября] - только в Израиль. Паника среди здешних евреев их очень тревожит. Да, говоря о поездке, пообещал: напишу, а то ваши гости ничего не пишут, вот Овчинников144 - очень хвалил Израиль, но не вслух. Согласился: к нам больше любят ездить, чем писать (тут и Евтуха помянули, "самого любимого", я сказал). Еще 14 янв[аря] по телефону я сказал ему, что "Н[аш] С[овременник]" собирается печатать статью Агурского против Шафаревича145; видимо, это его заинтересовало, спросил: как там? Я обещал поинтересоваться.