Я показываю ему пятерку, и он устремляется ко мне.
— Уважаемый, давно вы здесь подрабатываете? — спрашиваю я.
Его утомленные шнифты ядовиты пялятся на меня.
— А в чем дело?
— Просто интересно… Мне кажется, я вас знаю.
— А я уверен, что мы не знакомы.
— Потому что вы не такой физиономист, как я. Если мы познакомились не в Тобоггане, то значит, где-то в другом месте. Сколько лет вы жонглируете здесь посудой?
— Два месяца! Опять мимо.
— А вы бывали здесь раньше?
— Да, случалось.
Бармен заискивает передо мной. От беспокойства его мужественность бледнеет. Рот кривится… Я меняю тон.
— Вы не знавали пару лет тому назад одну милую блондинку, такую фрау, которую звали Грета из Гамбурга? Он пожимает плечами.
— Нет.
— Хозяин кабака здесь?
— Нет.
— И вы не знаете, кто бы мог просветить меня по поводу этой девицы?
— Нет.
Он надменно добавляет:
— А в чем, собственно, дело?
— Дело в деле, — отвечаю я ему, чтобы не оставлять в со стоянии волнующей неопределенности.
Благодарный, я сую ему в лапу честно заработанные чаевые и иду к метрдотелю в мятом смоке. У этого пингвина низкий лоб, сломанный нос, а надбровные дуги создают впечатление, что он хмурится. Тяжелый случай, который может иметь только два объяснения: или в прошлом он занимался боксом, или отщелкал мордой ступеньки с третьего этажа Эйфелевой башни.
Я запросто хватаю его за крыло.
— Вы здесь всех знаете, дорогой мой?
Он мгновенно принимает неприступный вид человека, который, отсчитывая вам сдачу, закосил пять тысяч и не хочет об это слышать.
Я давлю на его нежные чувства, то есть сую в лапу задумчивую физиономию кардинала Ришелье.[26]
Он прячет ее с такой ловкостью, которая восхитила бы Луи XIII и особенно Анну Австрийскую.
Он не задает вопросов, не проявляет никакого любопытства, просто в обмен на мои десять франков протягивает мне чудесное оттопыренное ухо, которое, если только его украсить пикулями, было бы вполне съедобным.
— Вы не знали некую Грету, по прозвищу Гамбургская, она болталась здесь два или три года назад? Пингвин качает головой.
— Нет, мсье комиссар? — говорит он. Я в ауте. Надо же, выкупили.
— Вы меня знаете? — не могу сдержаться, чтобы не изречь, подчеркивая этим замечанием, что дальше распространяться не следует.
— Я брат графини!
Для меня это луч света. Графиня — прославленная хозяйка бистро на Монмартре, которая дала дубаря, потому что слишком трепала языком. Я часто заходил к ней до того прискорбного случая (она имела несчастье оказаться на пути человека, заряжавшего маузер).
— Ты Фи-фи-трепло?
— Точно!
— Заметь, что мой вопрос остается в силе…