— Черта с два! Приятель действительно покончил с собой. Окно закрыто, задвижка задвинута, сечешь рельеф? Я перетряхнул шмотки и даже отдал их ребятам в лабо: ничего. Впрочем, у него и был-то всего один чемоданишко с вещичками.
— Ты должен знать Фуасса, хозяина гостиницы.
— Да так, видел издалека. Он отсутствовал, когда это случилось.
— Это он вчера явился с Пинюшем.
— А я и не узнал его. Да я и смотрел-то только на нашего хрыча.
— И дело Симмона так и замерло? — спрашиваю я после некоторого раздумья.
— Ага, А что там могло быть после установления факта самоубийства? У этого типа наверняка были заботы. При его ремесле обычное дело.
— Он был постоянным клиентом гостиницы?
— Нет. Остановился там впервые.
— А телефонный звонок? Не навел на что-нибудь?
— Анонимный. Чей-то голос просит месье Симмона. Управительница говорит: «Подождите, сейчас его позовут». Логично? Апосля начинается дерганье из-за клиента. Мамаша Ренар говорит абоненту: «Его никак не найдут, позвоните попозже».
— И что, потом позвонили?
Масис[7] краснеет.
— Я не знаю.
— Ты должен был знать, дистрофик! Не понимаю, как это присваивают Старшего Инспектора таким бездарным легавым.
Ребенок подземелья артачится.
— Я повторяю, речь шла о банальном самоубийстве, Сан-А. Не стану же я выдергивать ноги из задницы нашему Пинтрюшу, чтобы пытаться узнать девичью фамилию его прабабушки!
— Самоубийство может быть и банально, но не личность самоубийцы! — уточняю я. — Задача настоящей ищейки — это именно попытаться раскрыть тайны, которые прячутся под различными фактами.
Толстяк, заметно униженный, выбирается из ситуации воистину нестандартно:
— А мою ж… видел? — спрашивает он твердым голосом.
И поскольку он дал мне возможность полюбоваться вышеупомянутой частью своего тела, я формулирую приговор без обжалования:
— Она заставила бы, Берю, покраснеть даже обезьяну.
Тут происходит явление Китихи. Она надела кимоно, привезенное из Японии знаменитым супругом. Кимоно черное, с громадным солнцем на груди и огромной луной на заду (великий шелковый путь). Мадам Берюрье: жует куриную ножку (чтобы кое-как дотянуть до обеда, объясняет она). Ее партнер не прочь бы тоже.
— Клянусь, немного белого мясца мне бы не повредило, — жалобно канючит Толстяк. Берта негодует.
— Никогда не видела большего обжоры! — вопит она. — Этот сундук готов жмакать весь день, дай ему волю!
— А сама-то что делаешь! — стонет Сундук.
— У меня особый случай, по утрам спазмы желудка, — парирует Китообразная.
Я чувствую, что дискуссия может очень быстро обостриться, и решаю исчезнуть, внеся свою лепту в конфликт.