Товарищ Сталин, сидящий в кресле перед экраном, неожиданно засмеялся. Смеялся он так заразительно, что и Берия, и даже охранники, стоящие у двери, тоже расплылись в невольных улыбках. Однако Иосиф Виссарионович увидел в глазах своего верного соратника и некоторое недоумение.
- Не смотри на меня так, Лаврентий. Я не над отсталыми деревнями смеюсь, я радуюсь, глядя на себя в экран этого телевизора. Потому что я вижу в этом экране не себя, а окончательную победу нашей коммунистической идеологии. Нам удалось выбить самый сильный аргумент из рук будущих либерастов: ни один из них уже никогда не сможет сказать что в СССР при Сталине не было HDTV!
Федор Чемоданов
Отец царю, слуга солдатам
Сильный удар по ребрам вырвал меня ох объятий Морфея.
- Пакуль гэты гультай валяцца тут будзе? – произнес явно сердитый мужской голос
- Ён не гультай, проста у непрытомнасци ад захаплення ад з'яулення цара– ответил тихий и какой-то испуганный голос, но уже женский.
- Да заутра не ачухаецца - адаслаць у вёску. Дармаеды мне и на дуль не патрэбныя.
Я открыл глаза. Вместо своей скромной спальни с траходромом я увидел тесную темную бревенчатую клетушку, и обнаружил, что лежу на полу, точнее на какой-то вонючей шкуре, валяющейся в углу клетушки.
- Где я?
Вместо ответа какая-то неопрятная старуха подошла и пнула меня ногой в бок. Потом, отвернувшись, пробормотала:
- Уставай, скацина, з-за цябе баярын усим прасрацца дау – и, выйдя с этими словами из клетухи, громко хлопнула дверью.
В общем, кто кому чего дал, я понял – но вопрос, где я оказался, остался не раскрытым. Тем не менее я решил последовать совету старухи и встать: организм настойчиво рекомендовал мне сделать это как можно быстрее. Я сделал необходимые движения...
Еще в процессе вставания смутные сомнения начали меня охватывать. Когда же я до конца встал и увидел, что пол каморки гораздо ближе, чем я ожидал, сомнения меня охватили окончательно. Чтобы их рассеять, я провел быструю ревизию – и они рассеялись. Руки были не мои, гораздо меньше, ноги были тоже не мои – гораздо тоньше. Одет я был лишь в какую-то длинную рубаху из вероятно льняной ткани, но отвратительного качества , а моя мужская гордость на вид соответствовала возрасту обладателя лет десяти всего.
Я понял, что мой разум, мой могучий интеллект каким-то образом переместился в детское тело, чему я даже обрадовался – врачи обещали моему предыдущему организму, изрядно подточенному излишествами нехорошими, максимум года два. Но вот это детское тело, судя по окружающей действительности (я уже выскочил из каморки), пребывало где-то в дремучей старине.