Маркиз повернул своих лошадей на дорогу к Мерлинкуру. Особняк был великолепен: предвечернее солнце освещало окна, которые сияли, будто драгоценные камни на фоне серых стен.
«Сэр Джошуа прав! Это самое красивое место в мире!» – подумал маркиз и сказал себе, что Мерлинкур стоит любой жертвы, даже если за него придется отдать свою свободу.
Однако, хотя он искренне так думал, мысли о браке и о приготовлениях к нему были ему отвратительны.
Алексис не мог представить себя человеком, связавшим свою судьбу с молоденькой девушкой, которую он никогда не видел, с которой у него не было общих интересов, с девушкой, которая при всей ее возможной привлекательности не может сравниться с его матерью.
– Я этого не сделаю! – в голос воскликнул маркиз.
И осекся на полуслове, вспомнив, что сзади сидит его грум.
По озеру величественно плавали лебеди, горделиво подняв свои головы и изогнув шеи, их отражения серебрились в воде.
Красотой и изяществом они напомнили маркизу женщин, которых он знал. Несравненную грацию герцогини Девонширской, входившей в комнату в сверкающей тиаре, венчавшей наподобие короны ее белокурую голову, он так и не смог забыть.
Великолепная Джорджина Девоншир! А теперь ему придется делить свое время с темноволосой девчонкой по имени Лукреция!
А Эстер! Он подумал об Эстер, и перед мысленным взором возникло ее прекрасное тело, томно возлежавшее на голубом шелковом одеяле, обнаженное и соблазнительное.
Эстер, с ее алыми жадными губами, руками, простертыми к нему, телом, на каждое движение которого он откликался всем своим существом!
Маркиз почувствовал внезапное острое желание оказаться рядом с ней, тесно прижимать ее к себе, ощущать нарастание их взаимной страсти, неодолимой и волнующе-экзотичной. Страсть столь захватывающую, что она была способна заставить его забыть обо всем.
Эстер! Он желал ее!
Маркиз остановил фаэтон перед парадным входом.
– Смени лошадей, – приказал он груму. – Я сейчас же еду в Лондон.
Поднявшись по ступеням, он вошел в большой зал Мерлинкура.
– Мне нужна Эстер, – сказал он вслух, – и сегодня я не буду думать ни о ком другом!
Лукреция услышала звук подъезжающей кареты.
Она почувствовала, что губы у нее пересохли, сердце отчаянно забилось в груди. Это был момент, которого она так ждала! Именно ради него она упорно работала над собой, трудилась до слез, до изнеможения!
Она убедилась в том, что Айвор Одровски перфекционист. Он не желал довольствоваться тем, что не было идеально, и не терпел посредственности.
Иногда она почти ненавидела его, потому что он заставлял ее улучшать то, что, как она чувствовала, усовершенствовать было уже невозможно.