Над озером стоял туман, и дядя Жора, отпустив бинокль, принял решение держаться левого берега, который по его воспоминаниям был холмист и лучше подходил для лагеря.
-- Тут боровики размером с солдатскую каску, -- сказал дядя Жора, когда лодка, влажно шелестя песком, ткнулась в берег. -- И ни одного червивого. Вылезаем!
-- А змеи тут водятся? -- как бы между делом спросил я.
-- Ха! -- гордо сказал дядя Жора, словно он их и выращивал. -- Не змеи, а одно загляденье! Толстые, метра по полтора. Гадюки!
Пока мы с отцом разводили на пригорке костер и ставили палатку, дядя Жора пробежался по лесу и принес несколько дрябловатых от сентябрьских заморозков боровиков и кучку переросших свой калибр красных, которые тут же принялся чистить и кромсать в котел, приговаривая: "Рыбки-то еще наедимся, а вот грибная солянка на ужин в самый раз..."
Дядя Жора сказал, что хорошее начало полдела откачало. Теперь, главное, хорошенько поесть, опустить в озеро раковни и ночью вставать по очереди, чтобы вытащить раков. А щук наловим на утренней зорьке. Подъем будет в пять утра, без всякой пощады! Он изготовил несколько жердин, привязал к ним у света костра раковни и закрепил в них шелковой бечевой мосталыги. Придирчиво понюхал белеющие на дне сеток кости, словно сомневался, достаточно ли они вонючи для его друзей-раков, показал нам большой палец и спустил устройство на дно озера рядом с перевернутой на берегу лодкой. Лодку мы по настаянию отца перевернули, чтобы ее не увели.
-- Кирилл, ты как самый трезвый, следи за снастью, а мы с твоим батькой пока вмажем под соляночку.
Я тягал раков через каждые пять-десять минут и, осторожно собрав их в темной траве, бежал с ведром к костру, чтобы похвастаться уловом. Отец с дядей Жорой, хохотали, как мальчишки, и сожалели, что прихватили мало укропа и прочих специй -- если дело пойдет такими темпами, то часть раков придется варить по-простому, в соленой воде. Когда их набилось целое ведро, дядя Жора высыпал шуршащих раков в полиэтиленовую скатерть, завязал морским узлом и положил за палатку, чтобы свет костра не будоражил озерных жителей, и они лежали бы тихо в ожидании пахучего укропного кипятка. Я продолжал дергать с неглубокого дна раковни, отец светил мне фонариком, раки, учуяв неладное, разбегались от белевшей кости к краям сетки, дядя Жора колдовал над закипавшим в ведре рассолом, напевая про грека, ехавшего через реку, и раки, которых я теперь вываливал на одеяло, норовили сбежать к воде и расползались по траве. На всякий случай я срезал палочку с рогатинкой на конце и ходил с ней, как со стеком, постукивая по голенищу кирзового сапога.