После Нового года Иоси тоже пришел домой — на побывку. Я услышал скрежет тормозящих шин джипа, громкое потрескивание радиотелефона, топот ног, пробежавших по дорожке и поднявшихся по ступенькам и, наконец, громкий девичий вскрик, вырвавшийся из дома его родителей.
Дверь времянки распахнулась. Он встал в проеме в своей офицерской форме, с крылышками погон и знаками различия, требуя, чтобы ему немедленно объяснили, что это за «омерзительная ханжа» появилась в родительском доме.
Ури расхохотался. Братья обнялись. Я снова увидел, как они любят друг друга и как различны, и почувствовал, что во мне нарастает раздражение. Иоси тоже получал письма от родителей с Карибских островов, и теперь они уселись рядом, сравнивая слова и показывая друг другу фотографии.
«Наконец-то отец тоже получит удовольствие от жизни», — улыбнулся Ури. Но Иоси сказал, что «чем учить этих черномазых», лучше бы Авраам подучил ребят из какого-нибудь нового еврейского поселения на Голанах.
Я стоял возле раковины и резал овощи для салата. Сначала лук и помидоры, а потом огурцы и перец. Быть может, их свежее дыхание разнесется до самых краев земли.
Мне было хорошо с Ури, и появление Иоси разозлило меня. Я знал, что мне придется предложить ему ночевать с нами, и пожалел о том, что согласился впустить семью кантора в дом Авраама и Ривки.
— Может, вы немного погуляете?! — сказал я. — Ужин будет через полчаса.
— В чем дело, Барушок? — спросил Иоси. — Тебе трудно поговорить со своими двоюродными братьями? Или ты боишься, что мы попросим у тебя в долг?
— Я не боюсь. И я уйду отсюда в тот момент, когда кто-нибудь из вас захочет вернуться сюда хозяйничать.
— Никто из нас ничего не говорил о том, чтобы вернуться хозяйничать или уйти отсюда, — сказал Ури. — Что ты из всего делаешь проблему?
— Чтобы вытащить тебя отсюда, потребуется солидная помощь. Не меньше взвода, — сказал Иоси тем бравым голосом, которому он научился у Узи Рылова, и преувеличенно громко захохотал. Иоси всегда смеялся вовнутрь, втягивая воздух в себя, вместо того чтобы выталкивать его наружу, и судорожный звук его смеха привел меня в бешенство. Я почувствовал, как напряглись мои шейные мышцы.
— Если бы Ури здесь не было, — сказал я ему, — ты бы сейчас вылетел из этого окна и приземлился прямо в свой дурацкий джип.
— Товарищи, — сказал Ури, — давайте успокоимся, о’кей? Барух, Иосеф, товарищи, в эти дни, когда все наше Рабочее движение кается и спрашивает себя: «Куда?» — мы не имеем права тратить силы на бесплодные споры. Мы уже годы не сидели втроем. Трое внуков единственного и неповторимого дедушки, пионера, осушителя и садовода, поаплодируем Якову Миркину, товарищи!