— Любви?
— Да, любви! Счастья, доброты, жизни, радости! Потом старец
вернул меня в свою келью в прежнее состояние. И заговорил о смирении как о
самом сильном оружии против этих демонов, как он их называл, врагов.
— Витюшенька! Да ты не представляешь, что он для тебя
сделал!.. Апостол Павел именно вот таким восхищением на небеса и превратился из
гонителя христиан в первоверховного апостола. Ты как, чувствуешь в себе какие-то
изменения? — Олег жадно вглядывался в лицо друга.
— Знаешь что, почитай вот это вслух, — Виктор устало кивнул
на молитвослов, лежащий на столе. — А потом мне у тебя еще столько расспросить
надо. Ты уж мне помоги, друг.
На следующий день после Причастия друзья брели по лесу.
Могучие сосны, березы, осины с редким подлеском замерли в установившемся
безветрии. На берегу извилистой речушки они присели на песчаный холм и
залюбовались отражением небесной синевы с перистыми облачками в зеркальной
речной глади.
— Удивительно все это, — голос Виктора звучал тихо, будто
боясь нарушить раздольную спокойную красоту. — Мне кажется, что мы способны
понять лишь каплю того, что с нами происходит во время причастия Святых Таин.
Это действительно очень таинственно и непостижимо для нашего поврежденного
грехом рассудка, — он замолчал. — Сколько мы уже здесь?
— Сегодня седьмой день.
— А кажется, что полжизни.
— Это потому, что живем мы только тогда, когда воссоединяемся
с Богом.
— Да, именно так. Сейчас мне кажется, что моя жизнь была
одним заблуждением. Брал высоту за высотой, а оказалось — шлепался из одной
лужи грязи в другую. Смешно вспомнить, только недавно я серьезно считал себя
гением, избранным... И вот, когда впервые осознал себя ничтожеством, наконец-то
отрезвел. А ты знаешь, что это уже мое второе отрезвление?
— Ты про свое пьянство? Ну, так это другое.
— Конечно, другое. Следом за опьянением вином последовало
опьянение властью, деньгами, славой, своей силой. А это помрачение оказалось
посильнее первого! Как я прочел вчера в Евангелии: и привел тогда бес семерых
сильнее себя. И это еще страшнее, чем было прежде. Эх, слушай, и образина!.. До
сих пор страх пробирает, как вспомню. Я так думаю, что мне показали только
малую часть того, что есть на самом деле. Пожалел меня старец. А то на самом
деле свихнулся бы.
Каждый погрузился в свои мысли. Олег бросил камешек в реку.
Он плюхнулся, по воде разошлись круги, и снова установилось спокойствие. На
душе Виктора даже его воспоминания «схождения» после всплеска гнетущего страха
успокаивались мысленными озарениями яркого небесного сияния... Тихое
успокоение, мирное, светлое, от причастия к океану бесконечной любви все еще
поглощало нечаянные возмущения. Это, наверное, пройдет, растеряется со временем
в суете и отвлечениях, но пока оно есть, хотелось удержать его дольше, укрывая,
охраняя всем возможным.