...Мои друзья уходили. Несколько раз они оглядывались и
махали руками, жмурились от яркого для них света и отворачивались. Им
предстояло возвратиться туда, где почти никогда солнце не выходит из-за туч.
Смогут ли они вырваться оттуда? Не знаю. Но я буду молиться за них всю
оставшуюся жизнь.
Мы будем молиться. Рядом со мной стоял мальчик по имени
Анатолий и доверчиво сжимал мою руку. Своей детской чистой душой он принял
новую жизнь во Дворце без лукавых взрослых колебаний. Он не захотел
возвращаться на мусорную свалку.
Путь к отцу
Свобода! Я вырвался из этих ужасных оков. Передо мной
открылись светлые дали. Даже облачные небеса разодрались и исторгли солнечный
свет.
Первое, что я сделал, — купил шикарную машину. Сейчас я
поворачиваю на шоссе и давлю педаль акселератора до упора. О, восторг! Кроны
деревьев по обочинам сливаются в зеленые ленты. Мощный мотор там, под
сверкающим капотом, ревет и сообщает колесам жуткую силу вращения. Черный гладкий
асфальт дороги несется на меня и, перетертый рифленым протектором беспощадных
колес, выбрасывается назад и превращается в тонкую нить, тающую за горизонтом.
А вокруг меня, в этом салоне, — мягкая кожа, плавные изгибы пластика, музыка со
всех сторон сразу. Ну и, конечно, — мои уверенные руки настоящего мужчины на
рулевом прямоугольнике.
Молодчага отец, ничего не скажешь, отдал мою долю без
скандала. Нет, конечно, поговорил для порядка, расспросил насчет планов. Только
он-то меня знает: если что решил — нипочем не отступлюсь. А решил я, братцы,
жить свободно. А не так, как этого кто-то хочет, не так, как кем-то положено, а
как этого хочу я. Вот так. На прощанье он сказал: возвращайся, если что... Нет,
отец, скоро ты меня не жди. Надоела мне твоя правильная жизнь, надоело слушать,
опустив голову: это нельзя, это не так, это не эдак. На-до-е-ло! Свободы хочу,
свободы!
Однажды, а случилось это со мной в юности, я упросил отца
отпустить меня к тропическому морскому побережью. Вручил он мне тогда деньги и
сказал, чтобы я постоянно помнил об одном: чем красивее и роскошнее место, тем
больше там жуликов и мечтателей, что в его представлении одно и то же. Провожая
меня до поезда, он все наставлял меня на предмет безопасности и обязательной
трезвенности. Чтобы я, значит, не терял бдительность, потому что мир жесток и
обманчив, а я пока еще наивен и беззащитен. Запугал он меня в итоге так, что я
уж и не рад был, что поехал. Под каждым кустом и пальмой, под столами шашлычных
и даже под поверхностью морской воды мерещились мне страшные бяки-буки, а уж от
женщин я шарахался, как от чумы. Представляете: идет по набережной, залитой
бордовым закатом, эдакая золотистого загара юная красавица. Томным взором
продолговатых глаз она приветствует в моем лице всю мужскую половину человечества.
А оно, то есть мое лицо, выражает один только ужас в предчувствии гнусной и
вероломной провокации со стороны этой соблазнительницы.