Дверь бесстучно открылась и впустила в горницу человека в
промасленной телогрейке с небритым обветренным лицом. Он сел на скамью у двери,
и все. Ничего не сказал, просто молча вошел, но сказка замолкла, растаяла. Мой
друг протяжно вздохнул. Бабушка молча поставила на стол тарелку и стопку,
плеснула в нее из вчерашней не тронутой нами бутылки. Назвала его Васяткой, но
голосом строгим. Так это что, спросил новый едок, захрустывая огурцом степенно
выпитую жидкость, так она всю ночь и простояла рассупоненная, со светом. Кто —
она, спросили мы разом. Машина ваша, на которой вы ночью сюды припахали,
доходчиво пояснил он тупицам, тыча в окно крючковатым указательным пальцем. Это
не она, это он, его Роландом зовут, вы за него не волнуйтесь, он себя
достаточно уважает. ― Дак акумулятор сядет. ― Куда? ― Да не
куды, а сядет, сдохнет совсем, вот. ― А, это?.. Нет, никуда он не сядет и
не сдохнет никуда, он же джентльмен, он умеет себя вести. ― Бабка, они у
тебя откуда сбежали? ― С городу, пояснила бабушка, а ты чего пытаешь,
твоя, что ли, ты чего тут допросы спрашиваешь, похмелился и закусывай, нечего
командывать. ― Дак я за акумулятор трясуся, он вишь ли дорогой поди. ―
Нет, ответил я, не дорогой, он совсем даже не дорогой, а вы кем тут работаете. ―
Всем, ответил Васятка, а бабушка подтвердительно кивнула. ― Вы и в
технике, значит, разбираетесь, спросил я с сокровенным умыслом дворцового
интригана. ― Да я еще до войны на тракторах стахановские нормы крыл. ―
Если хотите, возьмите этот автомобиль себе, предложил я механизатору, вот вам
доверенность, сюда только вписать фамилию, ключ в кабине. Васятка встал и
громко потребовал себе еще из шкапчика, из той же самой перелетной бутылки, но
бабушка, по всей вероятности опытно предполагая последствия, твердо ему
отказала. Тогда механизатор закурил, отравляя нашу сказочную атмосферу горьким
дымом. Друг тоже вынул свою вчерашнюю сигару и тоже заерзал, вероятно,
вспоминая мягкость сидений и чарующую роскошь салона, но, сделав несколько
рассеянных тренированных движений, обмяк. ― Да вы знаете, сколько эта
машина может стоить, зашипел Васятка, да она, может, сто тысяч миллионов стоит,
ну куды я с им, по гумнам штоли валандаться буду. ― Ну, это куда вам
потребуется, почему только по гумнам, спросил я, это куда нужно, туда Роланд
вас и доставит со всем уважением, он привык подчиняться хозяину. ― Не
стану я его хозяином, добры люди, и не просите, вот вам мое слово, и все. Я
сокрушенно пожал плечом, правым. Друг вернул сигару в карман пиджака и
предложил нам всем прокатиться. Бабушка сказала, что ей надо картошку чистить к
обеду и щи варить, а мы, конечно, можем покататься, мол, наше дело такое,
молодое, чтобы кататься, если уж приехали в народ. Я спросил бабушку, неужели
ей не хочется прокатиться на таком большом и роскошном автомобиле. Да мне
зачем, ответила она смущенно, мне тут по хозяйству работать надо, а кататься
недосуг. Васятка тоже отказался, сославшись на срочные дела беспокойного хозяйства,
и шумно затопал к двери, а я вспомнил слова Барина и вздохнул: он все знал
наперед. Бабушка предложила нам съездить на станцию за спичками или за грибами
в лес, и мы согласились.