Зря он использовал это пошлое словечко «милейший». Глоб давно уже знал, что собой представляет эта «толстая задница», возомнившая себя незнамо кем. Он знал и о «голубизне» Курзанова, и о его пагубных пристрастиях. Он никогда не любил таких вот гладких, жирных котов, которые полагали, что могут разговаривать в подобном тоне с ним, русским офицером.
— Да пошел ты на…! — Глоб сказал это спокойно, но с таким выражением лица, что Курзанов все понял без лишних объяснений, подивившись про себя храбрости этого дурака, только что подписавшего себе смертный приговор.
— Ну, ну! — повторял он, глядя вслед удаляющемуся Глобу. Он его разозлил. Разозлил очень сильно. А в такие минуты ему нужна была разрядка.
— Алла! Зайди, — через минуту дверь его кабинета распахнулась и, даже не пытавшаяся скрыть своего испуга, секретарша застыла на пороге.
— Что уставилась, дура! Закрой дверь и иди сюда. Быстро! — Курзанов схватил подошедшую девушку, и с силой бросил на колени. Она, привычная к подобному поведению шефа, быстро скинула блузку, оголив большую белую грудь, сняла с него брюки и, глядя в глаза (ему это нравилось), приступила к минету. Однако годы были уже не те, и старая плоть никак не хотела отзываться на искусные ласки. После двадцати минут тщетных усилий она должна была признать свое поражение. Устремив на него взгляд, полный невинной прелести, она спросила:
— Может, позвать Женечку?
— Ну, коли ты уже ни на что не способна, за что только деньги плачу, вызывай. И побыстрей! — Он с раздражением натянул брюки и кое-как повязал галстук на незастегнутой рубахе. Девушка спокойно поднялась, поправила прическу, испорченную шефом (пытался ее сориентировать, идиот!), вытерла салфеткой рот, одернула узкую юбку и, покачивая бедрами, полной достоинства походкой покинула кабинет.
Женечка была профессиональной проституткой. Курзанов познакомился с ней в одном из ночных клубов. Она такое вытворяла, что после встреч с ней он всякий раз чувствовал себя полностью опустошенным, раздавленным, но удовлетворенным. Она мало говорила и многое делала. Всякий раз придумывала нечто особенное, доводя его до состояния транса: то какие-то шары, скользкие и мягкие, которые исчезали в нем, доставляя сладострастное удовольствие, то кнуты, не столько ранящие, сколько ласкающие, то какие-то удивительные смазки, от которых все внутри блаженно ныло. При этом она была удивительно гибка и пластична, всякий раз принимала новые необычные позы, что буквально сводило его с ума. Но к ее помощи он прибегал только в крайнем случае, так как терял с ней голову, и дня два после этого приходил в себя, что для него было недопустимой роскошью. Сейчас он хотел ее, только ее, и никого другого.