В глазах собеседника появился интерес.
— И какие же вы романы предпочитаете?
— Разные.
— В том числе и русские?
— Ну, разумеется.
Артемьеву уже начал надоедать разговор на банальные темы и, когда он вспомнил, что впереди еще пять часов пути, захотелось выть.
— Скажите, Сергей Петрович, — продолжал допытываться Тауберг, — а какие у вас отношения с Богом? Вы верующий?
Артемьев кивнул.
— Православный?
— Нет.
— Католик?
— Нет. Я не принадлежу к какой-либо конфессии.
— Почему?
— Во-первых, на территории бывшей России нет настоящих церквей. Есть некие коммерческие организации, осуществляющие, как бы это точнее выразиться, оптовые и розничные продажи религиозных церемоний. Во-вторых, скажите, кем были апостолы? Православными? Католиками? Или, может быть, протестантами?
— Они были просто христианами, — сказал Тауберг, с интересом ожидая развития концепции собеседника.
— Верно. А позвольте спросить, кем была основана христианская религия? — Артемьев с некоторой издевкой посмотрел в глаза оппоненту.
— Христом, — автоматически сказал оппонент.
— Христос был Богом?
Тауберг кивнул.
— Так какое же право смертные имеют на разделение того единого, что создал Бог? Большой грех. Христианским конфессиям, существующим на данной территории, до Бога так же далеко, как до Сатурна. На морды их посмотрите. Какая там христианская кротость. Менторы, полагающие, что паства им обязана только за то, что они соизволили появиться на свет.
Артемьев не стал посвящать незнакомого человека в то, что его отношение к православной русской церкви сложилось еще в конце 90-х, когда его приятель работал в одной из торговых структур РПЦ и беспошлинно торговал спиртными напитками и табачными изделиями. Кроме того, будучи по своей психологии одиночкой, он не мог заставить себя стать членом какой-либо общины.
Разговор прекратился, и после долгого молчания Артемьев из вежливости поинтересовался: «Ну а вы, Александр Николаевич, какой доктрины придерживаетесь? Судя по всему, вы не такой аполитичный субъект, как я».
«Я патриот, — с деланно сокрушенным видом сказал Тауберг. — Происхождение, знаете ли, обязывает». Беседа возобновилась.
— Мои предки, бароны фон Тауберг, пришли в Россию еще при матушке Екатерине из Саксонии, где до этого верно служили курфюрстам. Участвовали практически во всех войнах, начиная с Отечественной 12-го года. И в Великой Отечественной тоже. Так что я, как говорится, патриот наследственный. Но, несмотря на это, не могу не принять ваших обвинений в адрес русского народа. Знаете, в конце прошлого века, когда закладывались основы распада государства Российского, я ловил себя на том, что не испытываю негативных чувств к тем, кто приложил к этому руку, — к Ельцину и его своре. Нет, к ним я даже испытывал что-то вроде уважения. Реализовывали свои цели довольно грамотно. Обули быдло, что называется, по полной схеме. А вот к народу, к людям, у меня была серьезная антипатия. Особенно, как и у вас, в 1996-м, когда они в своем антикоммунистическом угаре дали возможность удержать власть проходимцам, в сравнении с которыми такие одиозные личности, как Сомоса или Маркос, могут претендовать на статус английских джентльменов. М-да… Другими словами, «Правители в России всегда были хорошими. Им с народом не везло». Не помню, кто это сказал, но фраза не лишена смысла. И знаете, в чем секрет? В том, что мы, русские, в отличие от других народов, не имеем морали. Даже в нацистской Германии была мораль. Ее можно назвать человеконенавистнической, людоедской, какой угодно. Но она была. И после падения нацизма довольно быстро трансформировалась в человеческую. У нас же мораль была коммунистической. Большевики вдалбливали ее в головы насильственными методами. Кстати, мораль была неплоха. Но вбить ее не удалось. Поэтому сначала деградировала советская элита, затем распалось общество, точнее, новая историческая общность — советский народ, а затем и государство. После распада СССР мораль мы не приобрели. Ее нам заменили политические убеждения, во имя которых мы и поддерживали тех или иных аморальных личностей. А затем, когда быдло поняло, что его обули, оно сконцентрировалось на добывании зеленых бумажек.