«Кажется, у меня съехала „крыша“», — без тени беспокойства подумал Ласковин.
Он словно бы погрузился в туман, хотя видел и слышал все очень отчетливо.
В руках у Антонины появилось что-то блестящее — Андрей не успел разглядеть что. Затем настала очередь круглой чаши с двумя изогнутыми, похожими на огромные уши ручками. Антонина поставила чашу рядом с его плечом. Скосив глаза, Ласковин мог разглядеть обвивающий чашу узор из глубоких насечек. Узор был хаотический, хотя элементы его иногда повторялись. Сама же чаша была сделана из красноватого металла.
Антонина произнесла нечто совсем невразумительное («А может, я просто разучился понимать слова?» — подумал Андрей) и простерла — не вытянула, а именно простерла — над ним прекрасные руки. В левой Ласковин увидел небольшой нож с белой ручкой. Прямое короткое лезвие, скругленное на конце. Быстрое движение — и с рассеченного запястья Антонины закапала кровь. Кровь эта казалась густой и черной как смола. Ласковин слышал, как тяжелые капли разбиваются на его коже. Антонина положила нож в чашу, мазнула пальцами левой руки по ране и произнесла еще несколько непонятных слов. Затем очень быстро прикоснулась окровавленными пальцами к его рту, носу, глазам (вернее, векам, потому что глаза Андрей успел закрыть) и ушным раковинам. Ласковин машинально облизнул губы и ощутил на языке знакомый соленый привкус.
Кровь продолжала капать с запястья ворожеи, образовав теплую лужицу там, где ребра соединялись с грудиной. Антонина обмакнула в эту лужицу палец и начертала против сердца Андрея некий знак. Затем «нарисовала» два ободка примерно посередине фаллоса и, приподняв ноги Ласковина, поставила алую отметку на его анусе. С телом Андрея она обращалась как с дорогой вещью.
Кровь из надреза перестала течь. Внезапно, словно перекрыли неплотно завернутый кран.
С Антониной что-то происходило. Андрей заметил, как напряглись ее соски, а губы увеличились, как будто опухли от поцелуев. И еще ему показалось, что она не дышит.
В руках ворожеи снова появился нож. Не тот, маленький, а другой, намного больше, искривленный и черный от рукоятки до жала. Вороненый металл и оправленная в него же длинная изогнутая рукоять. Оголовье ее на добрых десять сантиметров торчало из сжатых ладоней Антонины.
Женщина занесла кинжал над головой. Губы ее непрестанно шевелились, кровяной потек чернел от запястья до локтя. Вид у Антонины был такой, словно женщина сейчас проткнет Ласковина насквозь. Андрей отнесся к этому на удивление равнодушно. Мысль, что его могут убить, казалась забавной.