Дико завизжали покрышки, машину занесло, идущая следом машина ударила «Волгу» в левое заднее крыло, развернув ее против движения, отскочила вправо и врезалась в припаркованный у тротуара автобус. Именно из-за него, как из-за прикрытия, была брошена эта самодельная бомба: брусок взрывчатки с трехсекундным взрывателем, неуклюжая конструкция, скрепленная синей изоляционной лентой. Неуклюжая, но абсолютно смертоносная, если, как то замыслил убийца, взорвалась бы под днищем наехавшей «Волги».
Потрясающая реакция Сарычева уберегла машину от того, чтобы вместе с ехавшими в ней распасться в воздухе, превратившись в месиво покореженного металла и обгоревшей человеческой плоти. Но страшный взрыв — в нескольких метрах от багажника раскручивающейся на полосе машины — подбросил ее в воздух, в брызгах разлетающегося стекла перевернул, ударив крышей о гранитный парапет; днище «Волги», грязное брюхо огромного искалеченного жука, замерло на мгновение в веселых лучах апрельского солнца — в следующий миг «Волга» тяжело ухнула вниз и мгновенно ушла в ледяную воду реки.
Когда Петя развернул машину, отца Егория инерцией бросило на Ласковина, и тот, по инстинкту, не размышляя, обхватил его спину, пригнул голову Игоря Саввича книзу, свернулся сам, упершись ногами в пол, а лопатками — в переднее сиденье. В тот самый момент, когда шедшая сзади машина ударила в крыло «Волги».
Грохот взрыва обрушился на Андрея, тисками сжал голову, рванул барабанные перепонки, жуткой болью отразился где-то во внутренностях… Андрей закричал, но продолжал упираться ногами и спиной и удерживать левой рукой дергающегося отца Егория. Что-то острое вонзалось ему в спину: пули? осколки? Нет, только режущие брызги заднего стекла, вдавленного взрывной волной. Андрей закричал еще раз, когда крыша «Волги» заскрежетала, сминаясь о гранитный барьер. Он кричал, но силы словно утроились: Андрей держался, словно забившийся в щель краб.
Удара о воду Ласковин даже не заметил, но, когда поток ледяной воды обрушился на него, скрутил и ошеломил не меньше, чем взрыв бомбы, Андрей выпустил отца Егория и, на том же инстинкте, не соображая, рванулся туда, где верх, свет, — выдрался, колотясь, как безумный, из стальной коробки, увлекавшей на дно, и последним неимоверным усилием вытолкнул себя из воды, вынырнул, разорвав головой масляную пленку и ледяную кашицу на поверхности, задышал жадно широко открытым ртом.
Берег был рядом. Гранитная стена, уходящая вверх на полтора человеческих роста. Течение медленно несло Ласковина вдоль нее и дальше… дальше должен быть спуск!