— Ты имеешь в виду, что, разгромив эту шарагу, я сделаю шаг вперед?
— Нет, сэмпай! Я говорю об охоте, которая начнется потом. Ты будешь сражаться не за медальку, а за свою жизнь. Это большая удача.
— А ты, — спросил Ласковин, спросил более резко, чем хотел, — ты сражался за свою жизнь?
— Было дело, — кивнул Зимородинский. — И научись обуздывать свой боевой дух. Это звучит парадоксально, но так. Дух воина толкает тебя вперед. Сейчас — тоже. Если он будет управлять тобой, а не наоборот — мы больше не увидимся.
— Значит, — Андрей не дал Зимородинскому сменить тему, — ты сражался за свою жизнь? И что же, тебе понравилось?
— Нет, — ответил Зимородинский. — Но, как видишь, я жив. Ты покушал?
— Да, спасибо.
— Тогда отправляйся домой. Через два часа будешь спать сном праведника, так что поторопись. Если прижмет — звони. Если прижмет по-настоящему.
— Спасибо, Слава. — Андрей поднялся. — Ты мне здорово помог!
— Я буду молиться за тебя… ученик! — серьезно сказал Зимородинский. — Будь здоров, сэмпай! Когда мы увидимся снова, ты уже станешь мастером!
Примерно в то время, когда Андрей Ласковин покинул квартиру своего учителя, в загородном доме, удаленном примерно на пятьдесят километров от черты города, раздался телефонный звонок.
— Это Сипякин! — проворчало в трубке. — Хозяина позови!
— А… Конь, — отозвался мужской голос. — Занят он. Завтра звони!
— Занят? — недовольно произнес Сипякин. — Ну тогда… тогда передай ему, что тот, о ком мы говорили, ну, он знает, в общем…
— Я в курсе, Конь, — сказал мужской голос. — Короче!
— Ну так передай: мужик настроен серьезно, крепко завелся, пусть имеет в виду!
— Насколько крепко? — Собеседник Сипякина не скрывал насмешки. — Торчком? Ладно, Конь, мы имеем. Спасибо, что предупредил! — Мужчина на другом конце линии расхохотался и бросил трубку.
— Коз-зел! — злобно процедил Сипякин, услышав короткие гудки. — Ну что уставился? — рыкнул он на телохранителя, кривящего губы.
— Подставляешь своего! — сказал Абрек, выдвинув вперед и без того внушительную челюсть.
— Заткни пасть! — рявкнул Сипякин, закашлялся, схватил бутыль «Смирнофф», налил полстакана и разом выплеснул в глотку. Руки у него тряслись.
— Какой он тебе свой, — уже спокойнее продолжал Конь. — Фраер он!
— Жалеть будешь, — негромко произнес Абрек.
— Хорош целку строить! — сердито бросил Сипякин. — Я тоже рискую! Все мы рискуем!
— Все, — согласился телохранитель. — Только ты жопу свою в кресле прячешь и подняться надеешься. А парня так и так в парашу спустят!
— Потому что мудак!
— Потому что честный! — возразил телохранитель. — А ты, Петрович, честных не любишь!