— Испарись!
Одно слово. И взгляд тоже один.
Хватило бы: взгляд у Андрея весомый. На настоящих бойцов действует, не то что на оборзевшую шелупонь.
Но вмешался третий. Тот, что сзади, за скамейкой. Активно вмешался. Захватом за горло, локоть — под подбородок… в общем, правильный захват. И здоровья хватает, а уж положение — лучше не придумаешь: ногой не достать, опоры никакой… Лицо Ласковина вмиг отяжелело от прилившей крови. Что делает человек, когда его душат? По яйцам бьет. Или пальцами в глаза. А если иначе? За руки хватает. Верно, если иначе — никак, нужно — за руки. Нажатие на точки, например… Но куртка у ублюдка толстая, руки накачанные… Впрочем, можно и покрасивей сделать, если ты не старушка в лифте, а действующий коричневый пояс.
Андрей взялся за удушающую руку, слегка подсел — ноги под скамейку, зацеп снизу — резко толкнулся вперед, прижав руку душителя подбородком к груди. Ха!
Выглядело очень красиво: шелупонь-качок перелетел через Ласковина, дрыгнув ножками в воздухе (горло отпустил — какое там горло!), и смачно приложился спиной по краю песочницы. Хорошо, зима, песок подмерз — а то сломал бы детское развлечение. Хорошо и то, что в куртке, а то бы спину сломал.
— Испарись, я сказал! — Андрей вернул взгляд на прыщавого.
Тот, что с другой стороны, рыпнулся было, но Ласковин, не глядя, выхлестнул кулак, и второй герой уткнул ряшку в шаловливые ручонки. Ха-ар-роший фингал будет!
— Я — все. Я уже! — Третий привстал, курточку Федину рефлекторно поправил-пригладил. — Уже уходим, шеф! Уже…
— У, бля, козел, бля, еш твою… — выл справа подшибленный.
— Это он кому? — осведомился Ласковин.
— Не надо, шеф, не надо! Я… мы… он все понял, шеф. Уже уходим, уже ушли, шеф…
— Срань тоже прибери. — Андрей пнул ногой шапку «душителя». Сам «душитель» уже подавал слабые признаки жизни.
— Убивец! Убивец!
Откуда-то возникла бабка с палочкой, заплясала около скамейки.
— Убивец! Убивец! — Отважно тыча палочкой Ласковину в ногу. — Не трожь его, не трожь!
Прыщавый, не пострадавший, глянул на бабку дико, затем толкнул подшибленного, вместе подхватили приятеля под руки, подняли, шапочку тоже прихватили и уплелись раны зализывать. Бабка же продолжала вопить и приплясывать. Именно такая бабка, каких эта самая шелупонь за червонец по башке лупит. Самый живучий вид хомо сапиенс. Пива в ларьке купить нельзя, чтоб рядом не возникла этакая старушонка с протянутой лапкой.
— Ой, помоги, внучек!
Ласковин иной раз «помогал». А вот Митяй, тот в таких случаях говорил:
— А где ж твои внучеки, бабушка?
— Убивец!
М-да.