Троицкая рванулась к сумке, но сержант поднял руку и предложил ей перечислить все пропавшие вещи. Может быть, это другая сумка? Агния Львовна называла, дежурный записывал, затем сверял с тем, что оказалось в сумочке. Ничего не пропало, Троицкая улыбалась.
— Мама, — неожиданно вмешалась Лика, хмуря брови. — Ты же не видела, что товарищ у тебя срезал сумочку. Зачем же ты это говоришь? Ведь ты не видела!
— Как сумочку срезал, не видела, — растерялась Троицкая. — Но у меня создалось впечатление… когда он побежал…
Анатолий мысленно сопоставлял то, что произошло здесь и в Орле. Если воришка, передав своему «наставнику» сумку Троицкой, отвлекал погоню на себя (упав, он не спешил удрать), значит, украденного на орловском вокзале бумажника у него уже не было, выбросил.
Анатолий сказал милиционерам:
— Обыщите этого Ханшина, он на вокзале в Орле украл бумажник. Бумажник, должно быть, выбросил, а деньги и выигравшая облигация золотого займа должны быть при нем.
Слова Анатолия показались строгому дежурному недопустимым вмешательством в его работу.
— Мы сами, гражданин, знаем, что делать, — назидательно начал он.
Но Ханшин выдал себя: он поспешно сунул руку за спину. Милиционер, более опытный, чем молоденький сержант, заметил это и схватил Ханшина за руку. В заднем потайном кармане брюк нашли пачку денег. Если бы Ханшин уронил их на пол, нельзя было бы доказать, кто именно их выбросил.
— У обокраденного в Орле, — сказал Анатолий, — было семь сотенных бумажек, двадцатипятирублевка и облигация золотого займа, выигравшая тысячу рублей.
— А вы откуда все это так подробно знаете? — недоверчиво спросил дежурный.
Анатолий рассказал об истории в орловском буфете, свидетелем которой он был.
Дежурный пересчитал деньги. Оказалось — точно. Анатолий посоветовал позвонить в отделение милиции на орловский вокзал. Дежурный быстро созвонился, и все подтвердилось.
Начали составлять протокол. Анатолию очень не хотелось, чтобы Ханшин узнал его фамилию, имя и домашний адрес. Но дежурный громко расспрашивал Русакова, хотя обо всем мог прочитать в документах.
— Все это имеется в моих бумагах, — напомнил Анатолий.
— Не учите меня. Адрес? Из Харьковской колонии, значит? Так. Досрочно освобождены… Снята судимость… Так. Были активистом? Отлично!
В самом начале допроса Ханшин поглядывал на Анатолия и чуть улыбался. Он отлично понимал, почему Анатолий не хочет, чтобы вслух называли его имя, адрес. Ханшин держал себя, как человек несправедливо обвиненный. Он был вежлив с милиционерами, и даже его резкий, гортанный голос звучал приглушенно. Но, когда у него нашли украденные деньги, а главное, облигацию, послужившую уликой, он сразу переменился. Теперь уже нечего было терять!