Часами он бездельничал во дворе или слонялся на улице. Его влекло к компании великовозрастных подростков. Вначале они не удостаивали Толю своим вниманием. Потом, «просто так», «от нечего делать», они попытались сделать Мамону своим шутом.
Толя был самолюбивый, смелый, добрый и отзывчивый мальчик. Вначале он краснел, стеснялся отвечать на грубую ругань руганью и убегал. Но куда деться? Постепенно он научился сквернословить «ради форса», на один пинок отвечал тремя пинками, на один удар — градом ударов. Самый младший и слабый из них, он дрался отчаянно и яростно, не жалея ни себя, ни противника. Желающих «получить сдачи» находилось все меньше и меньше. Разве что удавалось натравить на Мамону юнца, незнакомого с его нравом. Зато «дружки» раскусили характер Толи.
«Ты, Мамона, парень во, на большой с присыпочкой, свой в доску». «Среди всей компании самый компанейский». «Знаем, ты за друга — в огонь и в воду!». «С характером, смельчага!»
Они наперебой превозносили и нахваливали его, чтобы под разными предлогами выманивать у него деньги, оставленные Ольгой Петровной на хлеб, на молоко.
Толе льстила репутация «самого компанейского парня», «самого бесстрашного друга», которому «море по колено». Дух мальчишеского молодечества, ухарства и озорства все больше овладевал им.
В его классе ребята нечаянно разбили оконное стекло. Пришел директор. Никто не признавался. Все молчали. Толя взял вину на себя.
Кто-то вырезал на парте хулиганскую надпись. Требовали, чтобы виновник сознался. Толя громогласно заявил: «Я вырезал».
Директор несколько раз посылал Ольге Петровне записки, приглашая зайти. Толя записок не передавал: боялся. Не раз приходила классная руководительница, но матери дома не заставала. Когда же Анатолий сильно избил мальчика, ябеду из их класса, руководительница отправилась к Ольге Петровне в госпиталь. Обнаружилось, что Толя не передавал матери записок, что он скрывал полученные двойки…
Ольга Петровна вернулась домой сама не своя.
— Правда ли все это?
— Было дело! Ну и что? Подумаешь!
— Как же так?
— А так, что делал и буду делать!
Ольга Петровна обозвала Толю «неблагодарным, хулиганом, обманщиком». Он грозил уйти из дому. Ольга Петровна разрыдалась, обнимала его, требовала клятв, что это больше не повторится.
— Ну ради отца, сынок, ну обещай быть благородным, как он, честным, никогда-никогда не лгать.
«Учишь не лгать, а сама? — хотел спросить Толя. — Ведь ты же не родная мать… А разве не благородно и не смело брать вину других на себя?» Хотел спросить, но не спросил.
Он насупился, упрямо отворачивался от поцелуев и вот-вот готов был зареветь сам.