Ольга Петровна при допросе всхлипывала и лишь повторяла:
— Он не такой! Этого не может быть…
— Так говорят все матери, когда узнают правду о своих сынках, — сказал дежурный. — Он сам во всем сознался.
К сожалению, все это происходило в 1953 году, когда самопризнание обвиняемого больше всего устраивало следственные органы, избавляя их от докучливых и сложных расследовании.
Вызвали на допрос и представителя школы — пионервожатую. Она была перепугана.
— Ах, что скажут в роно! — сокрушалась она. — Так испортить репутацию школы! Мы недосмотрели, надо было исключить Русакова раньше… Анатолий, ты должен самокритично осудить свой поступок!
Был бы на ее месте опытный педагог, может быть, все повернулось иначе.
Анатолию протянули на подпись протокол допроса.
Корсаков отвел его руку.
— Послушай, Толя, разве так было дело?
— Я все сказал…
— Анатолий, не будь врагом сам себе. Хозяин у нас давно на примете, мне ясно, что все это — дело его рук. Не выгораживай Хозяина!
Пожалуй, эти слова были наибольшей ошибкой Корсакова, он потом долго в них раскаивался. Гордый и самолюбивый мальчик не мог при всех, перед лицом своего «врага», сейчас же признаться, что он все наврал, и «обмануть» того, кому еще вчера клялся в верности.
— А мне наплевать — верите или нет, — отрезал Анатолий, глядя в глаза своему «врагу». Лицо его горело, ему хотелось оскорбить Корсакова, он бессвязно бормотал — По пятам за мной ходили… нашептывали матери… — Анатолий ругался, угрожал, губы у него дрожали. Ему казалось, что все виноваты, особенно Корсаков, в том, что он попал в такое ужасное положение.
— Анатолий, через минуту будет поздно…
— Давайте протокол! — срывающимся голосом закричал мальчик и размашисто подписался.
2
До суда Ольга Петровна взяла Анатолия на поруки. В такси она несколько раз пыталась заговорить, но сейчас же начинала плакать и, обхватив сына за шею, целовала его. Анатолий тоже плакал. Он твердил:
— Да ты не плачь, ну чего ты плачешь! — Так хотелось успокоить ее… Он даже прошептал: — Мамочка, я не грабил, я не убивал…
Л1ать перестала плакать и переспросила.
Анатолий не ответил, застонал. Нет, не мог он нарушить обещания, данного Хозяину. Придется потерпеть несколько дней до суда, а после суда он все расскажет.
Едва только они вошли в квартиру, как Антонина Алексеевна, жена Корсакова, потихоньку от Анатолия зазвала Ольгу Петровну к себе. В комнате были Корсаков и еще один офицер милиции.
— Нельзя терять ни минуты времени, — начал Корсаков. — Анатолий, я в этом уверен, преступления не совершал. Если он взял все на себя, то, значит, его на это уговорили «дружки». Преступление — дело Хозяина. На их воровском языке это называется «делать стенку», то есть теснить, окружать жертву группой воров, в которую подключают таких желторотых, как ваш Анатолий. А потом на этих-то ребят и валят всю вину. Чтобы не произошло судебной ошибки по вине Анатолия, надо добиться от него правды, надо сейчас оградить его от влияния Хозяина. Воры трясутся за свою шкуру и готовы на все. Надо сделать невозможным общение с Хозяином. Только тогда удастся убедить Анатолия сказать правду. Как изолировать Анатолия от влияния преступников? Запретить ему из дому выходить? Вы простите меня, Ольга Петровича, за прямоту, но Анатолий не послушается вас. Может быть, у вас есть знакомые в Подмосковье, которые бы приютили Анатолия и были бы достаточно авторитетными, чтобы он слушал их и не сбежал? Отвезти его надо сейчас же, немедленно. Есть у вас друзья, имеющие дачу?