— Я подал заявление! — упрямо повторил Филипп.
Позиция директора придала ему уверенности. Это щекотало его самолюбие. «Кажется, я мщу за вчерашнее. Какая глупость…»
— «Не согласен с постановкой работы в ОТК», — перечитал Корнев.
«Почему он не читает резолюцию Терновского?» — подумал Филипп.
— Я тоже не согласен с постановкой работы в ОТК. Выходит, мы единомышленники. Я не могу дать согласие на увольнение единомышленника. Вы и такие, как вы, нужны в отделе. Думаю, мы сработаемся.
— Я уже слышал эту фразу… От Шанцова.
Намекнул. Не выдержал. Безвольный слюнтяй! Злорадствующий тупица!
— К вам товарищи из ОКБ, — объявила Гена Казимировна.
— Я занят, — раздраженно произнес Корнев.
Корнев вышел из-за стола и сел напротив Филиппа.
— Признаться, я чувствовал, что вы не виноваты… Но с Шанцовым меня связывает большее, чем служебные отношения. Я ему обязан жизнью. Он меня сначала поставил в тупик, а сейчас, перед вашим приходом, все рассказал. Я, конечно, его накажу, но не в этом дело… Я понял, что «жив курилка».
— Простите, — перебил Филипп. — Не вижу связи между вашими взаимоотношениями и моим заявлением.
Корнев рассмеялся и с любопытством посмотрел на Филиппа.
— Прямая связь! Я никуда вас не отпущу… Такие люди, как Шанцов и вы, нужны заводу. И бросьте дуться, Филипп Матвеевич. Тут всего понемногу. И сложно и склочно. С первым легче разобраться, чем со вторым. — Корнев приподнялся, протянул руку и взял со стола заявление Филиппа. Сложил его вдвое, потом еще вдвое, еще… Это он делал медленно, думая о чем-то своем…
Филиппу захотелось узнать, о чем думает Корнев. Он нетерпеливо заерзал в кресле.
— Понимаете, Филипп Матвеевич… Многие из них всю жизнь работали для буквы отчета, на голый план, и вдруг все летит к черту! Они как перед пропастью. И рады шагнуть, да не могут… Им приписывают консерватизм, очковтирательство. Словом, весь наследственный букет! А ведь это наши люди! Сбитые с толку. Притом они пожилые. Им трудно перестраиваться… А иные, у кого сознательная жизнь совпала с другим временем, принимают позы. Стыдно!
— Я вас не понимаю, Роман Александрович! Значит, мириться?! Значит, все простить и Терновскому и всем, да?! — азартно проговорил Филипп. Он не злился. Он еще не успел уловить мысль Корнева.
— Почему же прощать? Нет! Надо гнать! Но не только! Главное — им надо показать, как следует работать. По-новому! Быть постоянным укором в их глазах…
— Но ведь трудно, — негромко проговорил Филипп. Даже не проговорил, а выдохнул.
— Трудно. Знаю… Но мы с вами, Филипп, — интеллигентные люди. Вы понимаете, что это значит? Это не просто слова. Мы всегда должны быть впереди и при любых трудностях не сгибаться, не трусить, не прятаться за спины. Вот что значит интеллигентный человек. Это мысль Горького… Я думаю, не беда, что мы иногда не так гладко скажем. Не в этом интеллигентность! В конце концов мы не дипломаты! А вот интеллект, Филипп, должен быть на высоте! Наступает время людей высокого интеллекта. Это надо понимать. Историческая неизбежность! Эволюция…