— Смотри, Филипп, какой поросенок! Две при мне поймал, а всего-то сколько.
Филипп сбежал по ступенькам и обнял Нину. Даже забыл про орхидею.
Мальчишка не сводил тревожных глаз с удочки.
— Вот ханурики, вот ханурики… Всю рыбу разгоните.
Филипп вспомнил о цветке, секунду помедлил и сунул Нине в руки орхидею.
— Спасибо! Мне давно не дарили цветов, — проговорила Нина. — Ты слышал, как он нас назвал?
Мальчишка смутился. Боязнь, что опрокинут котелок, прошла. Люди стали нормальными. С ними можно разговаривать.
— Я ничего. Я думал, что вы в воду свалитесь. Костюм-то новый.
— Тебя оштрафуют. Здесь ловить запрещено, — улыбнулся Филипп.
— Ну да! Вы, дяденька, не в курсе. У Дворцового и у Кировского запрет. А тут как раз отопрет….
…Они шли вдоль шеренги рыболовов. Колокольчики, тросики, потертые пиджаки, брезентовые штаны. Но лица почему-то у всех одинаковые… Нина раскрыла пакетик и освободила орхидею.
Смятый целлофан скрежетал, как старая калька.
— Не помню, как те назывались. Я похожие цветы собирала в тайге, под Енисейском, — произнесла она.
— А что ты там делала?
— Мы испытывали аппаратуру. Там я познакомилась с Владиком и вышла замуж. Он был геолог.
На Зимней канавке, как обычно, было пустынно и уютно. Оттого и уютно, что пустынно. Нина будто подслушала его мысли. Те, в трамвае… Она молчала. Что она еще скажет?
— Чертовски далек этот Енисейск, — пробормотал Филипп.
— Самолетом — чепуха. Наши заводские часто ездят в такие командировки. Недавно монтировали электронный пульт на химкомбинате в Якутии.
По Эрмитажному мостику пронеслись ошалелые «волги». Голубая и серая. По улице Халтурина, громыхая, проехал фургон «Мебель».
— Да, чертовски далек этот Енисейск, — вздохнул Филипп.
Нина поднесла к лицу орхидею.
— Я была не в самом, Енисейске, а в Маклакове. Поселок километрах в двадцати. Тайга, деревянные домики. Вечерами ходила к геологам играть на бильярде. Знаешь, я здорово играю на бильярде. Удивительно, в Маклакове дома деревянные, и среди них огромный каменный Дворец культуры. С колоннами. С лепными потолками. В Красноярске, наверно, такого нет… Послушай, Филипп, я ведь понимаю. Зачем тебе знать то, что было? Я у тебя не спрашиваю.
— Хочешь, я тебе все расскажу? — искренне воскликнул Филипп.
— Не надо. Люди должны чуточку не знать друг друга. Так лучше, — сказала Нина!
Десять теребеневских парней-атлантов озабоченно поддерживали навес старого подъезда Эрмитажа. У атлантов наивные детские лица и могучие фигуры. Атлантам досаждали голуби. Филипп, запрокинув голову, смотрел на гранитных парней. Атланты казались живыми. Или это шевелились голуби…