— Мне хотелось все бросить каждый раз, когда я видел улыбку на лице мерзавца, которого отправил за решетку. Потому что никакому суду, никакой тюрьме не справиться с этой улыбочкой. И потом эта улыбочка мерещится тебе в супермаркете, на детской площадке, в школе — везде, куда бы ты ни пошел. И от этой улыбочки меня тошнит.
Он прихлопнул рукой пистолет, останавливая вращение. Пальцы его обхватили ствол.
— Я тебе только одного желаю, Энебель. Я тебе желаю никогда не увидеть этой проклятой улыбочки. Потому что, если она поселится в тебе, от нее уже никогда не избавиться.
Люси, сжав зубы, уставилась в потолок. Мрак стремительно возвращался.
— Спасибо, комиссар. Буду держать вас в курсе всего, что происходит. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Энебель. Давай поосторожнее там.
Люси печально положила трубку.
Она поняла, что вернуться назад, стать просто женщиной, просто матерью будет трудно. Потому что улыбка, о которой говорил Шарко, вошла в нее слишком рано, в самом начале карьеры.
И уже давно выгрызала у нее все внутри.
Ночь у Люси получилась беспокойной, ее мучили кошмары. Картинки, воспользовавшись часами безделья, неотступно ее преследовали. Девочка на качелях, бык, кролики, кадры фильма с Жюдит Саньоль: разрезанный глаз, изуродованный живот, рана в форме гигантского черного глаза…
Ворочаясь с боку на бок, то и дело поглядывая на панель телевизора, где светился отсчитывавший минуты циферблат часов, она думала только об одном: скорее бы рассвело.
И наконец рассвело. Ровно в девять она уже шла по улице квебекского города, надеясь, что утренняя свежесть прогонит оцепенение, сковавшее мышцы.
Находившийся всего в сотне метров от Старой гавани, Архивный центр Монреаля занимал белокаменное правительственное здание с тяжеловесной колоннадой, выстроенное в стиле «боз-ар» и окруженное зеленью. В прошлом здесь помещалась Высшая коммерческая школа Монреаля.
Когда Люси со своим рюкзачком, в который засунула, кроме блокнота с ручкой, взятые в гостиничном холодильнике фрукты и бутылочку воды, вошла внутрь, она сразу же почувствовала себя каким-то ничтожным муравьем, затерявшимся посреди бумажной пустыни. По словам одной из местных служащих, которая приняла ее первой, в этих стенах, под этими потолками с лепниной и великолепными люстрами, на более чем двадцати километрах стеллажей хранились документы, распределенные между частными, государственными и гражданскими архивами. Здесь можно было изучить жизнь великих семей, сыгравших большую роль в истории Монреаля и всего Квебека, — таких, как Папино, Лакосты, Мерсье… Здесь можно было получить сведения об иммиграции, образовании, энергетике, туризме, обо всем, что связано с правом… Здесь, кроме письменных свидетельств, можно было увидеть девять миллионов фотографий и двести тысяч рисунков, планов, карт…