Ломбард шкур и костей (Кормье) - страница 55

«Ты — то, чем занимаешься», — сказала ему Лота.

«Но я знаю, что ровным счетом я не делаю ничего».


---

Кошмары прекратились через где-то неделю, и он уже не знал, где они еще продолжали быть кошмарами, а где уже стали просто снами. Отец ему говорил, что кошмары — это всего лишь сны, от которых просыпаешься, в отличие от ужасов, происходящих с тобой наяву, от которых некуда деться. И это лишь сны, переполненные событиями, которых ты себе и другим, может быть, не пожелаешь, но и реальностью они никак не являются.

Сны Джейсона были плохими, но их он почему-то не запоминал, а когда просыпался, то они тут же отступали. От них лишь оставалось впечатление того, что кто-то или что-то гналось за ним, и он не мог от этого скрыться, потому что ноги ему не подчинялись, были будто замороженными, или даже не замороженными, а всего лишь погруженными в воду, будто сам он был по пояс в воде. Но в этом не было ничего особенного, и даже, когда само слово «особенное» пугало его.

Но, что на самом деле его пугало, так это совсем другое ощущение, которое никак не мог описать, и не смог бы объяснить никакому врачу из тех, у которых после всего пришлось побывать. Ему казалось, что в отличие от других он в этом мире не существует, не имеет связи со всем, что его окружает, что он не вписывается в события, происходящие вокруг: на улице, в школе, дома, в семье.

Особенности и окружение — слова, которые вселяли в него ужас. Они продолжали преследовать его, вместо того, чтобы остаться в том маленьком кабинете вместе с человеком, которого звали Трент, и который говорил Джейсону, что он делал то, чего на самом деле не делал.

Но ему не хотелось об этом думать.

И хотелось ли ему думать о чем-нибудь еще?

Нет, не хотелось.

Но он знал, что думать ему все равно придется — особенно об этом.

И он думал.

Нет, не о том, что он делал, а о том, что говорил, что это делал, когда он этого не делал.

Иногда ему могли помочь таблетки, но он старался избегать их, потому что от них начинало звенеть в ушах, а само ощущение того, что он реально не существует, почему-то не проходило. Да, он знал, что он здесь, именно здесь — дома или снаружи, на крыльце, а через неделю в школе, что будет не здесь, а там. Но все это было будто бы чем-то нереальным, и он знал, что это — не сон.

Ему не хотелось быть одному. Ему не нравилось, когда вокруг никого. Как дома, когда отец на работе, мать в торговом центре «Уай», а Эмма где-то гуляет. «Джейсон, ты уверен, что у тебя все в порядке?» — как-то спросила его мать, все те дни маска беспокойства не оставляла ее лицо. «Конечно, все хорошо», — отвечал он ей, потому что не хотел, чтобы она волновалась. Он был одним из тех, от кого бывают лишь неприятности, а вина, за что бы то ни было, не покидала его никогда.