— Но она доверилась мне, монсеньор.
— Не будь тщеславным, Джеймс. Она может довериться и другому. С этим пора кончать, иначе ты вступишь на скользкий путь. Итак, мы с этим покончим.
Его непоколебимость давала понять, что он не пойдет на компромиссы.
— Я понимаю.
— Уверен, что понимаешь. Что-нибудь еще?
— Всего лишь богословский вопрос, если можно…
Довольный тем, что разговор покинул территорию разбушевавшихся страстей и вышел на благодатную почву теории, монсеньор Галахер позволил себе расслабиться.
— Говори.
— Что бы сделала Церковь, если бы ученые, используя все достижения современной медицины, попытались клонировать Иисуса?
— Джеймс! — Монсеньор изо всех сил старался сдержать смех. — Ты что, снова взялся за научную фантастику? Не стоит тратить на нее свое драгоценное время.
— Но это уже не фантастика. Сегодня это — наука. Им уже удалось клонировать человеческие клетки. Как бы там ни было, я просто спросил о том, что произойдет, если наука добьется этого…
— А что, если завтра небо упадет нам на головы?! Что, если у меня вдруг вырастет третья нога? Правда, Джеймс. Как такое возможно? Нельзя кого-то клонировать из воздуха. Нужно с чего-то начать. Разве я не прав? Что бы это могло быть в случае со Спасителем?
— Его кровь.
— Его кровь?
— Кровь, что он оставил на Туринской плащанице и сударуме из Овьедо.
Теперь пришла очередь монсеньора Галахера подбирать слова. Что за бессмыслицу он слышит? Ему было хорошо известно, откуда берутся подобные мысли. Все то время, которое Джеймс проводит за компьютером, следовало бы посвятить более полезным делам. Уж теперь-то он об этом позаботится.
— Реликвии — хранилища нашей веры, Джеймс. Они не… какие-то пробирки.
— Мне это известно. Я просто спросил, какие будут последствия подобного деяния, если это произойдет. Как бы мы тогда поступили? Как бы вы тогда поступили, монсеньор?
— Как бы я поступил с невообразимым? — Отец Галахер не пытался скрыть насмешку в своем голосе, надеясь, что по другую сторону перегородки ее почувствуют. В приходе и так слишком много проблем, настоящих проблем, чтобы он еще тратил время на выдумку, которая не стоила даже глубоко презираемого им Голливуда. Все это было недостатком молодости Джеймса — его уязвимость перед больным воображением поп-культуры. — Я полагаю, что если кто-то действительно осмелился бы осуществить подобный… проект, то его бы остановили.
— Остановили? Вы имеете в виду… прервали бы?
— Нет, Джеймс, я этого не говорил. Ученых необходимо было бы остановить. Такой эксперимент осудили бы еще до того, как они смогли бы получить на него разрешение. Такой ответ тебя устраивает?