– Прости, – отказалась она нежно, глядя на своего умирающего мужчину, как смотрят на любимого ребенка.
Он впервые заплакал перед ней. У него так все смешалось в голове в кашу – от наркотиков и метастаз, выстреливших куда-то в мозг.
– Ну пожалуйста, – умолял, плача, Нестор. – Это же в последний раз… Ты жестокая! Я же умираю!!!
Она вздохнула, по-деловому собрала пахнущие яблоком волосы в пучок и, раздвинув полы халата Нестора, выпустила ртом в сторону умершей, ставшей маленькой, скрюченной гордости Строителя теплый воздух. Потом еще раз и еще, будто отогревала после мороза.
Он сам рассматривал низ своего живота – и не узнавал его.
Вот таким вот должно выглядеть здание хосписа – скукоженным и поникшим, как его член. А тут вот такое веселенькое строеньице, похожее на детский садик, в котором жизнь будто начинается. Насмешка!.. Кто архитектор?.. Что за падла!
«Ну давай же, оживай!» – Он мысленно пришпорил свое достоинство, глядя, как Алинин язычок и ее вишневые губы пытаются стать той живой водой из былины, способной на воскрешение.
Ни одного признака жизни!
«Вот и я так через несколько дней буду лежать во гробе – недвижимым, как и член мой», – представил Нестор, хлюпая носом. Костистой рукой он отодвинул лицо девушки от своего живота, внезапно захотев со всей силы ударить Алину по этим наполненным жизнью губам. Но переборол себя, к тому же и сил на приличный удар не было.
– Спасибо, – поблагодарил Алину за попытку. Она облизнула губы, выпрямилась и распустила белые волосы.
– Ты устал, Строитель, – сказала. – Тебе необходимо отдохнуть. Я пойду?
– Иди, – разрешил он. – Еще придешь?
– Да, – обманула Алина.
Он ждал ее несколько дней, пока паузы между приходами боли были существенными. Потом ждать перестал. Теперь Нестор с трудом отличал действительность от галлюцинаций, так как было слишком много наркотиков, спасибо другу. Зато не было боли…
За ночь до смерти Нестор узнал главное в жизни…
Ему приснился самый страшный в жизни сон. Сновидение было настолько реальным, что все измученное тело Нестора тряслось так, как будто агония уже началась. Ему привиделось, что Верка в Турции, плывет по морю, перебирая ручками, счастливое дитя, напялившее на себя любимый надувной круг с лебединой головой. Он как бы отвернулся от Веркиного счастья, чтобы оглядеть округу… А потом круг лопнул, и она, глотая соленую воду, закричала:
– Папуся-а-а! Спаси, папуся-а-а!!!
Он поскакал по горячей гальке верблюдом, понимая, что Верка совсем далеко, что она захлебывается, и вот набегает волна – и ее головка исчезает, оставляя на поверхности крик. До него доходит, что любимая доченька погибла, что больше нет ее, нет навсегда! На тысячелетия!.. И такая душевная боль охватывает все существо его, что он падает ничком на землю и кричит во все горло, раздирая связки: