Он помолчал.
— Я теперь каждое утро начинаю с того, что раскрываю окно в кабинете на втором этаже, вдыхаю воздух, пытаюсь почувствовать нюансы погоды. И мне не надоедает обводить взглядом все вокруг: слева — рощу, прямо — наш сад (он совершенно зарос, и я стараюсь подкармливать в нем чужих котов, чтобы не завелись змеи), направо и вверх поднимаются по холму дома в цветах и зелени. Этой зимой сын как-то приехал ко мне в выходные. Было холодно. Очень хорош был в такую погоду каждый глоток восемнадцатилетнего бренди, купленного в монастыре молчальников в соседнем Латруне. И даже сын удивился, когда я сказал (это, конечно, бренди добавил мне экстремизма), что потерять ногу мне, может быть, было бы легче, чем этот дом. Вот и отдели тут внешнее от внутреннего.
Он сказал, что покажет мне бутылку разрекламированного им бренди, поднялся из белого пластмассового кресла и вошел в свой дом.
Некто сегодня закончил работу рано и возвращался домой засветло. Он ехал от моря в гору. Он ехал к себе домой. Когда он выехал со стоянки, путь ему на некоторое время перегородил семитрейлер, тоже выруливавший на дорогу из-за бетонной ограды. Сначала показался тупой его нос, потом он медленно выдвинулся весь, заняв обе полосы, затем, изгибаясь, перевернутым вопросительным знаком без точки уполз в правую полосу. Некто, рано закончивший работу, обогнал семитрейлер по дороге домой в горы.
Дорога была как дорога: сначала два светофора с основанным на ежедневном опыте выбором полосы, из которой к следующему светофорному ожиданию можно попасть быстрее. Между светофорами он развлекался делом рук шутников: кто-то пальцем вывел на заднем пыльном стекле «Королы» кокетливую надпись «Помой меня». Кто-то защемил дворником заднего стекла надорванную вдоль обертку «Сникерса» на микроавтобусе. И теперь, когда вихрь касался обертки, она радостно и мгновенно открывала серебристую узкую пасть, когда же вихрь, изменивший намерения, заставлял пасть захлопнуться, она делала это решительно и сурово, показывая коричневатую, с синей татуировкой верхнюю челюсть.
Дорога номер один, как всегда, когда он ехал по ней вечером в гору, оставляла его наедине с музыкой и итогами дня, всегда в тех же местах пропуская его между быками и под тяжелыми бетонными дугами автомобильных развязок и предлагая различные съезды. Предлагая на всякий случай, зная, что он не намерен этими съездами пользоваться по дороге домой. Вот и короткий туннель прогнулся, и последний разъезд пропустил его на дорогу, текущую сквозь домашнего вида лес. Он давно не возвращался так рано, и предвечернее освещение леса обещало интересную игру теней на склонах и яркие пятна на сосновых подъемах холмов. Он сбросил скорость, готовясь не упустить просветы среди деревьев, в которые можно увидеть поляны или уходящие вдаль холмы или разглядеть примостившийся в глубине рассадник неопределимых с дороги растений.