Ярче других запомнились посещения Сталинграда: Тито, Шах Иншаха, Неру и, как ни странно, делегации национального собрания Албании, кажется, с Махмедом Шеху...
Албанцы — самая весёлая и сердечная делегация. Многие говорили по-русски. Учились у нас. Большинство горцы, партизаны, рубахи-парни. Обычно "сближения" происходили во время прогулок на пароходе по Волге. Маршрут долгий: из центра до Волго-Дона, а затем вдоль всего города до Сталинградской ГЭС. Это с остановками часа три-четыре. Стол накрыт, напитки всякие. И тут идёт закрут... До объятий, поцелуев и клятв в дружбе нерушимой.
Хочу вспомнить хотя бы приезд Тито. Это было замирение с Югославией. Оно происходило, видимо, после XX съезда партии.
Помню лето, но ещё не было нашей сталинградской жары.
Утром на вокзал, оцеплённый милицией и КГБ, прибыл спецпоезд. Делегацию Югославии привёз сам Хрущёв.
Тогда я увидел его впервые. Вышли вместе с Тито. Никита, видно, с крепкого похмелья, но бодрый, даже взвинченно бодрый, наверно, завтракал с доброй "рюмкой чая".
Тито молчалив. На приветствия сталинградцев улыбается как-то натужно и скованно. Рядом высокая с увядающей красотой черноволосая супруга Бианка. Лицо живое, подвижное, оттеняет застывшую маску мужа.
Тут же, на привокзальной площади, начинается митинг. Милиция еле сдерживает народ.
Никита Сергеевич начал речь по бумажке. Идёт всё гладко. Я с прибывшим из Москвы тассовцем Мишей Герасимовым строчу в блокнот. Это так, для контроля, когда будем делать речь по радиозаписи. Речи глав только за нами, тассовцами. Все собкоры центральных газет руки в боки сачкуют, слушают, обмениваются репликами, а мы, "негры", пашем...
Но вот Никита сворачивает листки и начинает свой знаменитый экспромт.
За три года газетной службы и столько же работы в ТАСС я "навострился" записывать "личной стенографией" любые диалоги и речи без пробелов.
Стою перед Хрущёвым в группе коллег и строчу. Никита Сергеевич всё больше распаляется. Еле успеваю. Чувствую, речь сумбурная. Хвалит Тито, ругает Сталина, обрывает фразы, не договаривает, аж слюна летит...
Бросил тему вечной дружбы с Югославией и понёс западных журналистов, кои сопровождают его и Тито и "пишут гадости о визите". Раскраснелся, кричит:
— К чёртовой матери этих писак!
И тут же даёт команду:
— Отцепить вагон со всей журналистской братией от поезда. Пусть добираются, как хотят!
Гнев Генсека и Председателя Совмина тут же реализуется. Всех журналистов стражи порядка стали оттирать от первых лиц. Даже нас, тассовцев, без которых стопорилась вся официальная информация. Мы кинулись в пресс-группу при Генсеке. В неё входили: Сатюков ("Правда"), Аджубей ("Известия"), Харламов ("Радио и ТВ") и, кажется, Поляков ("Сельская газета"). Доступнее других — Аджубей. Он же мог решать больше других, хотя руководитель пресс-группы, скучный и нудный, как божье наказание — Сатюков.