— Зато у меня мотивация выше! — прорычал Гарри, начиная злиться по–настоящему.
— Это не поможет тебе пробить мою защиту. Уверяю, тебе лучше отказаться от своего намерения и пройти…
— Да говори уже, как человек, а не как автоответчик! — вскричал юноша, уже вне себя от необъяснимого гнева. — Я ничего не затеваю против твоего обожаемого Вестерса и против Отдела, ясно? Почему ты не хочешь понять? Джефри бы понял.
— Джефри слегка увлечен не тем, чем нужно, — вздохнул Холборн, не меняя тона. — Но дело важнее, Гарри, как ты этого не понимаешь? Становится все опаснее, наши силы чрезвычайно малы, и подвергаться дополнительной опасности…
— Это все бред! И Стеффинс прав, когда говорит, что надо что‑то делать. А мы сидим здесь, как трусливые кроты! Вы охраняете меня? Или общество от меня? Но я сейчас единственный, кто может хотя бы попытаться что‑то изменить. А твой любимый Вестерс связал мне руки! Да, вы все угадали, господа, я владею некоей информацией, и я ей воспользуюсь, и даже не буду вас спрашивать. Можешь передать это старичку, тебе ведь скоро докладываться.
— Мое терпение не безгранично, — неожиданно Холборн утратил весь свой скучный тон и с яростью взглянул на Гарри. — Никогда не смей так говорить об этом человеке в моем присутствии! Ты много чего совершил и видел, но ты не знаешь ничего о той ответственности, которую на себя берешь, а он знает. И он понимает тебя и твои стремления, иначе сразу засадил бы тебя за решетку, откуда ты бы уже никому не смог помочь. И — да, он охраняет тебя и переживает за тебя, он возлагает на тебя и твоего друга слишком большие, на мой взгляд, надежды. А ведь у него всегда был я, никогда его не подводил, постоянно был в курсе всех его дел, относился к нему чуть ли не с благоговением. Но, видимо, ему совсем не это было нужно, а я не понял. И сейчас мне поздно себя переделывать, а он возится с тобой, как с сыном, а тебе на это наплевать. Ты главному не научился — благодарности. Или же ты просто забыл, что это такое. Твое безрассудство, твоя энергия способны пленить, но у них сомнительные плоды. Ты можешь все погубить, а я не могу этого допустить. Мистер Вестерс мне слишком дорог.
Удивленный этой вспышкой, Гарри несколько секунд не мог ничего ответить. Потом медленно собрался с мыслями и сказал:
— Но ведь и ты думаешь только о себе и о своей всепоглощающей верности, которая глубже океана. Ты такой же, как мы все, и нет среди нас человека, способного забыть о себе. Мы все сошли с ума. Тогда, может, и хорошо, что скоро конец.
— Нет, не хорошо, — с болью прошептал Холборн. — У меня есть сестра. Ты бы ее видел, Гарри Поттер. Она ничем не провинилась, она, как и ты, говорила мне всегда, что я не должен предъявлять такие высокие требования к окружающим, в том числе к мистеру Вестерсу. Она старалась уберечь меня от разочарования, но не смогла. Хотя, я уверен, она положила бы жизнь за то, чтобы суметь это сделать, как она готова была умереть вместо нашей матери. И все это без надрыва, без мольбы, без истеричного самопожертвования. Она может любить. Она умеет любить! И отец умрет, если с ней что‑то случится. Теперь ты понимаешь? Я не могу тебя отпустить. Ты можешь разрушить ее жизнь.