— А поподробнее можно? — похоже, что это было новостью и для Виталика.
— Да всё элементарно, — женщина поправила очки, и в её голосе появились лекторские интонации. — На такой блок, как наш, приходится человек двадцать, может — тридцать. Тут уж как повезёт. Фёдор Александрович объяснил, что впятером домик такой оборудовать — часов пять занимает, а если десять человек — то всего два. Ну вчера и поделили обязанности. Часть мужиков наших вместе с военными по шоссе грузовики собирать уехала, часть — за дровами в лес, а часть — строить. Вон, слышите, молотки стучат.
— Разумно, что тут скажешь! А по деревням развозить уже начали?
— Туда больных и семьи с маленькими детьми в первую очередь повезли.
— Простите, а как вас зовут? — Общаться безлично уже становилось неудобно, да к тому же тётенька, похоже, из «активисток», так что не мешало бы взять полезного члена общины на заметку.
— Валентина Сергеевна Молчанова. Из Москвы. Преподавала до… — она запнулась, — войны в Плехановском. На факультете экономики торговли и товароведения. Доцент, — чётко, чуть ли не по-военному отрапортовала женщина.
— Очень приятно. Ну а нас вы, похоже, знаете?
— Да, ещё по вчерашнему митингу запомнила.
Снаружи послышались громкие голоса, но слов разобрать не получилось.
— О, геморрой ходячий припёрся! — сварливо пробормотала Молчанова.
— Это кто такой?
— Да Дробченко, — и, видя, что фамилия мне ничего не говорит, она пояснила: — Вы ему ещё вчера взбучку задали.
— Префект, что ли? — Виталик сориентировался быстрее меня.
— Он, придурок несчастный! Всё ходит, кусочек власти урвать пытается!
— Ну-ну, — хмыкнул Сибанов. — Как считаешь, капитан, обуздаем мы этого тёмного властелина районного масштаба?
— Отчего же не обуздать, — ответная улыбка, надо полагать, получилась достаточно зловещей, поскольку Валентина Сергеевна перестала недовольно поджимать губы, а радостно и, я бы сказал, лукаво улыбнулась.
Мы с Виталиком разошлись, так, чтобы оказаться по обе стороны от входа, а доцент встала прямо напротив двери.
Не прошло и минуты, как лестница заскрипела под грузным заместителем префекта, и входной полог откинулся.
«Нет, он точно конченый придурок! — Дробченко вошел, даже не дождавшись, когда внешнее полотнище тамбура закроется, так что весь смысл в этих противорадиационных ухищрениях пропадал. — Наверное, он так по своей префектуре рассекал, покрикивая и раздавая „ценные указания“ направо и налево. До сих пор уверен, что он при власти и кому-то тут вообще нужен». Вполне возможно, что со временем беженцы сами бы приструнили охреневшего чинушу, но это когда ещё случится, к тому же отказать себе в удовольствии заняться «куращением и дуракавалянием», как выражался один шведский толстячок с пропеллером на спине, было выше моих сил.