23.00 – Во время совещания Коля со своими министрами по основным проблемам складывающейся ситуации (обеспечение приема потока переселенцев из Восточной Германии[113]; выплата «приветственных денег» посетителям из ГДР; условия, на которых может оказываться экономическая помощь ГДР и т.д.) раздается звонок из Вашингтона. Советник президента США по национальной безопасности Брент Скоукрофт сообщает, что Горбачев информировал Буша о своем устном послании канцлеру (по-видимому, имеется в виду информация, которая была передана Колю во время митинга у Шенебергской ратуши). Горбачев охарактеризовал положение в Берлине как «очень неустойчивое» и рассказал, что поручил советскому послу в ГДР вступить по этому поводу в контакт с послами трех западных держав в ФРГ[114]. Канцлер неодобрительно молчит. Как раз вчера, перед отлетом в Варшаву, он добился поддержки кабинета для своей линии, отвергающей любые контакты четырех держав «через голову немцев». Настроение Коля улучшается, когда ему докладывают, что, по полученным в доверительном порядке сведениям, Горбачев призвал руководство СЕПГ обеспечить в ГДР «мирный переход». Это сообщение подкрепляет убежденность канцлера в том, что СССР не хочет «китайского варианта». Он торжествует: «Повторения 17 июня не будет!» Значит, решает он, сегодняшнее устное послание Горбачева означало лишь просьбу совместно позаботиться о том, чтобы политика не утратила контроля над происходящими событиями.
24.00 – Смертельно усталый, я снова сижу перед экраном телевизора, где разворачиваются сцены ликования – ФРГ наслаждается столь неожиданно свалившейся на нее возможностью «оприходовать» ГДР, свою неизмеримо более бедную и более слабую соперницу в деле формирования будущего Германии. Заканчиваются «длинная ночь» 9-го и «длинный день» 10 ноября 1989 года. К облегчению по поводу того, что удалось избежать худшего и острейший кризис, вызванный хаотическими действиями нового руководства СЕПГ, не привел к кровопролитию, примешиваются озабоченность и тревога за последствия. За истекшие тридцать шесть часов явственно проступили контуры ближайшего германского и с ним европейского будущего. Уже ощущается неизбежность объединения Германии, но неясно, сможем ли мы добиться, чтобы при этом были учтены наши интересы. После состоявшегося 9 ноября «политического самоубийства» ГДР сроки и условия исчезновения республики зависят от политической воли Москвы – от ее решимости отстаивать свои (и населения ГДР) интересы, от осознания связи между судьбой ГДР и европейским будущим СССР, от умения использовать те немногие козыри, которые все еще остаются на руках у советского руководства. Что-то в нашей реакции на падение стены подсказывает мне пессимистическую оценку перспектив нашей европейской политики, хотя, конечно, представить себе, что мы по доброй воле просто «подарим» ГДР, отвернемся от нашего ближайшего союзника и бросим на произвол наших друзей в Восточной Германии, я еще не могу. Я убежден, что предстоит трудная и упорная борьба за то, чтобы не растерять наследие великой Победы, доставшейся нашему народу такой дорогой ценой. За то, чтобы нас не вычеркнули походя из списка держав, формирующих европейские и мировые реальности. Для меня ясно: нельзя заранее сдаваться, пусть даже шансов на успех остается не так уж много.