. В середине 80-х годов прошлого века у СССР и Запада не было общего врага типа нацистской Германии, война с которой создала в свое время условия для организации глобальной антигитлеровской коалиции. В то же время наличествовала и развивалась разрядка, предотвращавшая опасность прямого столкновения ядерных держав. Таким образом, у СССР и в помине не было нужды капитулировать. Тем не менее под лозунгом торжества общечеловеческих ценностей вожди перестройки взяли курс именно на капитуляцию. У прошедших огонь, воду и медные трубы западных политиков поначалу даже возникли подозрения, что они имеют дело с особо хитроумной и коварной тактикой Кремля. В интервью американскому журналу «Ньюсуик» в октябре 1986 года канцлер ФРГ Гельмут Коль сравнил Горбачева с Геббельсом на том основании, что они оба «талантливые демагоги»
[17]. Однако постепенно на Западе стала крепнуть надежда, что лидер перестройки собирается делать, о чем говорит, и в результате многое, если не все, удастся получить от СССР по «нулевому тарифу». «Заслуги» западных политиков, о которых трубят сегодня авторы славословящих их биографий, состояли на деле лишь в том, что они не упустили шанс воспользоваться подброшенными им возможностями.
Деструктивный эффект новой политики советских верхов сразу сказался в практическом плане. Во-первых, началась бесконечная реорганизация самой дипломатической службы – прежде всего центрального аппарата МИД, а затем и посольств. В результате силы и внимание дипломатического состава переключались на второстепенные организационные вопросы и отвлекались от главного – от проблем определения и защиты национальных интересов в стремительно меняющейся (в том числе и вследствие поспешных решений Москвы) обстановке. Дезорганизации подверглось и германское направление в рамках МИД. При Громыко, которому проблемы отношений с обоими германскими государствами докладывались лично, ответственность за этот участок нес целиком 3-й Европейский отдел с референтурами по ГДР, ФРГ и Западному Берлину (помимо германских дел отдел занимался и Австрией, которая также не была «чужаком» в германском контексте). В отделе сложился коллектив высококвалифицированных специалистов по всем аспектам ситуации в обеих Германиях, а также в особой политической единице Западный Берлин с ее сложными проблемами и немалыми возможностями. У этого коллектива были твердые представления насчет того, как можно и как нельзя поступать в германских делах. При новых порядках у отдела отобрали восточногерманскую республику, включив ее во вновь созданное Управление социалистических стран Европы, где она вошла в отдел Польши и ГДР. В результате такого внутриведомственного «раскола Германии» была утрачена единая система контроля за развитием событий на германском пространстве, а замедленность принятия решений, свойственная любым бюрократическим структурам (акцентированная в советской действительности еще и необходимостью дополнительного согласования с партийными органами), превзошла все разумные масштабы. Также по этой причине реакция Москвы на нарастающие кризисные явления в ГДР отставала от реальной обстановки в республике, как правило, на целую эпоху.