Вотум от 5 января 1988 года связал руки дипломатам ГДР, вынужденным действовать в соответствии с ним вопреки своим сомнениям в его правильности. Результатом стала непростительная потеря времени. В конечном счете нам было дано согласие на такой ответ западным державам, который нельзя было однозначно квалифицировать как негативный, но при условии, что в любом случае не будут обсуждаться аспекты, которые затрагивали бы воздушное пространство ГДР – без уточнения, что именно в него входит. Таким образом, конструктивный характер советского меморандума, полученного западными державами в сентябре 1988 года, можно было уяснить лишь при значительном напряжении внимания. Мы по существу отклонили обсуждение не только контактов между столицей ГДР и Западным Берлином (что было естественным), но и воздушного сообщения с Западным Берлином. В отношении последнего мы подтверждали ту теоретически существовавшую и ранее позицию, что все ненормальности в этой области проистекают из наличия находящихся под четырехсторонним управлением «Берлинских воздушных коридоров» и «Берлинской контрольной зоны» и что их все надо как можно скорее ликвидировать и передать под суверенитет ГДР.
Единственно, о чем мы выражали готовность говорить, – это о той полноте и точности, с которыми Четырехстороннее соглашение выполняется его участниками и другими заинтересованными сторонами. Круг вопросов, подлежащих рассмотрению в указанных рамках, предлагалось уточнить в ходе имевшихся в Берлине четырехсторонних контактов. Никаких практических шагов в данной связи предпринято не было.
Несмотря на явное нежелание советской стороны, западные державы продолжали пытаться реализовать свою идею, подтвердив свой интерес к данному вопросу в новом меморандуме, направленном нам в декабре 1988 года. В июне и июле 1989 года, под воздействием нараставшей внутриполитической напряженности в ГДР, они внесли предложение начать предварительные неформальные переговоры по «Берлинской инициативе» (ставить в центр обсуждения выполнение Четырехстороннего соглашения они не хотели, небезосновательно опасаясь стать объектом концентрированной критики с нашей стороны). Свое благоприятное отношение к идее трех держав мы высказали только в декабре 1989 года, на встрече в Берлине четырех послов (об этом подробнее чуть позже), когда кризис ГДР был в полном разгаре. Но и после этого конкретных действий с нашей стороны не последовало.
В начале мая 1990 года (до конца ГДР оставалось пять месяцев!) представители трех держав в ФРГ вновь предложили приступить к обсуждению вопросов воздушного сообщения с Берлином – в ходе мирной революции в ГДР вся остальная проблематика «Берлинской инициативы» оказалась уже беспредметной. В конце мая мы сообщили западным державам, что их недавнее обращение изучается в Москве, где все более склоняются к мнению, что эти вопросы следует рассматривать в рамках переговорного механизма «два плюс четыре». 21 июня западные державы внесли предложение начать до конца месяца переговоры по воздушному сообщению с участием представителей ФРГ и ГДР. Не получив ответа от нас, они в конце июля возобновили свое предложение, на сей раз совершенно точно назвав дату начала и место проведения переговоров – 6 августа 1990 года, берлинский аэропорт Темпельгоф. И только после этого – по прошествии более трех лет после первоначального выдвижения рейгановского проекта – началось обсуждение той его части, которая сохранила свое значение после столь радикальных сдвигов в германском регионе.