— Теперь еще кое-что, Тиби-тян, — сказала Сатико, усаживая Мисако за туалетный столик. Действуя тонкой булавкой, она умело удалила воротничок, заменив его изящным ожерельем из жемчуга и кораллов. Потом слегка подрумянила подруге щеки и подвела глаза. — Завтра надо будет заняться бровями. Я скажу, куда идти, скажешь там «Одри Хэпберн», они знают. Ты сама не представляешь, как прекрасны твои огромные чистые глаза, их надо подчеркнуть… Bon! — воскликнула она по-французски, дополнив ожерелье эффектными серьгами и поправляя прическу. — Отлично! В Ниигате тебя бы не узнали.
Первая вечеринка проходила в каком-то ближневосточном посольстве. Белоснежный особняк был заполнен шикарно одетыми гостями, как японцами, так и иностранцами.
— Я совсем не знаю, как себя вести, — шепнула Мисако, поднимаясь вслед за подругой по мраморным ступеням.
— Выше нос! Следи за мной, и все будет в порядке. — Сатико уверенно шагнула в битком набитый зал.
— О, мадемуазель Кимура! — Посол, высокий красивый мужчина, обрушил на Сатико поток гортанной французской речи. Она ответила таким же, ничуть не уступая ему.
Затем хозяин дома повернулся к Мисако.
— Ваша гостья… Я восхищен, — произнес он, на сей раз по-английски, нагнулся к ее руке и чмокнул губами, не дотрагиваясь. — Весьма рад, что вы нашли возможность присоединиться к нам сегодня.
Мисако робко улыбнулась в ответ, отчаянно желая оказаться подальше отсюда. Английский она учила в школе, читала вполне сносно и даже могла разобрать слова песни, но ни разу не разговаривала с иностранцем. «Как поживаете?» и «спасибо», и то с запинкой, были верхом ее возможностей.
Взяв с подноса бокал шампанского, она нашла очень удобным слегка кивать головой, прихлебывая вино. Таким образом, у нее имелся удобный предлог для того, чтобы не слишком блистать красноречием, в то же время соглашаясь с собеседником. Тем не менее первые минуты вечеринки казались настоящей пыткой, пока Сатико не подвела ее к группе японцев, у которых можно было понять хотя бы слова, если не жесты. А поцелуи! Каждый, казалось, считал своим долгом всех перецеловать, даже ее соотечественники. Мисако цепенела от одной мысли об этом и инстинктивно выставляла бокал с шампанским перед собой, как щит, едва кто-нибудь к ней подходил.
Сатико подтолкнула ее к столу, бесконечно длинному и уставленному блюдами с незнакомой едой. В центре красовался огромный краб. Он был обложен колотым льдом, а в пустую середину помещалось по меньшей мере килограмма два черной икры, которую Сатико, взяв столовую ложку, принялась щедро накладывать на тарелку подруги.