Хризантема (Барк) - страница 169

Он снова поклонился и захлопнул дверцу. Такси тронулось с места.

Хидео даже не вышел ее проводить! Пять лет брака, и ни слова на прощание. Мисако, больше не в силах сдерживаться, разрыдалась. Водитель смотрел вперед, делая вид, что ничего не замечает. Плакала она долго, но потом, всхлипывая и утирая слезы, испытала неожиданное чувство облегчения.

«Пусть я мертва для семьи Имаи… но не для всего мира! Я выживу», — сказала она себе.

Немного успокоившись, Мисако из чистого любопытства потянула к себе бумажный пакет и заглянула внутрь. Сверху лежала чистая белая бумага, она подняла ее и изумленно ахнула. Водитель невольно оглянулся. Пакет был полон новых десятитысячных банкнот. Два миллиона иен, аккуратно уложенные в обычный хозяйственный пакет!

Мисако смотрела на деньги, закусив губу. Мир вокруг медленно заволакивался кроваво-красной пеленой. Будь они все прокляты! Вся семья Имаи! Она брезгливо отшвырнула пакет и застыла, сложив руки на груди.

— Пакет для покупок… — тихо проговорила она. — Обычный бумажный пакет… Как могла я породниться с таким вульгарным семейством? Даже в фуросики не удосужились завернуть.

Первые два дня января погода в Токио стояла великолепная. Зимнее неяркое солнце заливало улицы мягким сиянием, игривый ветерок подгонял легкие белоснежные облака в прозрачно-голубом небе. Время от времени ветер опускался ниже и подхватывал длинные рукава праздничных шелковых кимоно, заставляя их развеваться и хлопать, словно разноцветные паруса на праздничной регате. Целых два дня Сатико и Мисако могли без помех любоваться видом Фудзи прямо из окон квартиры.

На третье утро священная гора задернулась пеленой мелкого ледяного дождя. Мисако проснулась в подавленном настроении. Пульсирующая боль в висках напомнила о вчерашней катастрофе в доме Имаи.

«Не хочу сегодня ехать в Камакуру, — сказала себе Мисако, глядя в зеркало ванной, — скажу, что заболела, и это будет правдой».

Незнакомое постаревшее лицо с опухшими пустыми глазами, смотревшее из зеркала, привело ее в ужас, заставив вспомнить пьяного оборванного бродягу, что испражнялся в пустынном переулке на кусок старой газеты. Натолкнувшись на него случайно, Мисако вскрикнула и пустилась бежать со всех ног, но запомнила на всю жизнь то выражение тупого отчаяния, застывшее в глазах несчастного. А ведь если подумать, то потеря достоинства еще позорнее, чем то, что делал тот человек…

— Я не позволю Хидео уничтожить меня, — твердо сказала она, обращаясь к зеркалу. В потухших глазах снова забрезжил свет. — Никогда! Ни за что!