Хуа завернул клинок в кусок ткани, отрезанный от халата Цай Ю. Зашел в приемную, закинул за спину свою котомку, надел на талию под одежду боевой бич. Завернутый меч понес в руке.
В переднем зале его встретил охранник Шэн. Монах не дал ему и рта раскрыть:
— Его сиятельство велел тебе быстро проводить меня до ворот. Затем ступай к нему в кабинет, он даст тебе поручение.
«…У меня останется мало времени на бегство, однако нельзя рисковать: Хун может истечь кровью, ему срочно нужен лекарь с грибом-дождевиком, останавливающим кровотечение, с бинтами и мазями».
— Что это ты тащишь с собой? — буркнул телохранитель.
— Не твое дело! Это подарок его сиятельства пославшему меня.
Не задерживаясь — и не особо спеша, чтобы не вызвать подозрений, Хуа То выбрался из дома, завернул за угол. Скинул монашеский халат, под которым пряталась мирская одежда. Достал из котомки небольшую коническую шляпу, прикрыл ею бритую голову — за время путешествия волосы успели отрасти, в Бэйцзине пришлось их состричь, чтобы не искажать монашеского облика. И припустил бегом по заранее намеченному пути до ближайших городских ворот. К ним он успел, как и рассчитывал, к самому закрытию. У ворот его не ждали посланцы сюньбу. Как он и предполагал, слуги Хун. Хсиучуана, растерявшись, не успели вовремя поднять на ноги полицию.
Хуа То взглянул на небо, на светящуюся там Реку.[200] Вдохнул живительный бодрящий вечерний воздух, подобный эликсиру Сиванму. Предстояло бежать всю ночь на север, где-то отлеживаться несколько дней, а потом возвращаться на юг — в обитель. Что сделают с ним братья-монахи за немыслимый проступок — побег из храма и тягчайшее преступление — нападение на члена императорской фамилии? Страшно даже подумать. Тем не менее отказаться от возвращения немыслимо. Это будет вопиющей неблагодарностью. Хань Синь отплатил старухе, говорит пословица.[201] Как же можно пренебречь храмом?! До сих пор Хуа только брал у Шаолиня. Если тратить, не пополняя, даже море исчерпается. Настало время платить за взятое щедрой мерой.
Средиземное море, конец декабря 1606 года — начало января 1607 года
Стерпится-слюбится… Поговорка касается не только отношений между людьми. Уж как Сафонка ненавидел море: пугает плеском волн, выворачивает желудок наизнанку бортовой и килевой качкой, грозит штормовой погибелью. Стоило несколько раз окунуться в голубую ласковую прохладность, понежиться на теплом даже в эту зимнюю пору песке — и он простил морю все. Разве оно виновато, что такое? Вина на тех, кто запихнул русского парня сюда, за тридевять земель от родных лесов.