Казак не нашелся, что ответить, огорченно махнул рукой, поднялся и отошел.
— Парень просто не может выразить правильно свои мысли, — поднял брошенную Сафонкой эстафету старый грек. — Верноподданность зачастую оказывается сильнее религиозности. Вспомни, англичане сменили веру, отвергли римский католицизм по желанию короля. Славянские народы после крещения своих владык отказывались от язычества. Многих, конечно, силой заставляли, но истинно верующих насильем ни к чему не принудишь. Так что не из-за твоего обращения в мусульманство восстал Сафонка против тебя. И, конечно, не потому, что ты якобы бросил свой народ…
— Интересно. Почему же?
— Он понял то же, что и я, — твою внутреннюю лживость и противоречивость. Ты алчешь власти вовсе не для того, чтобы возвеличить греческий народ, создать небывалую империю и превратить ее в божье царство на Земле. Ты хочешь завоевать державу для своего возвышения, а божье царство, освобождение от османского гнета — просто ловушки для легковерных. Ты идешь по трупам, не гнушаешься ничем, обманываешь всех, кого используешь… Говоря языком купца, продаешь кредиторов, как только они перестают давать тебе в долг. Безжалостный, ты обрек галерников на сожжение так же легко, как в свое время отдал ларисцев на заклание туркам…
— Разве осталась бы у меня надежда на победу, если бы гребцы сразу присоединились к испанцам? Мне не удалось бы тогда бить врага по частям.
— Много лет назад, когда ты излагал план взятия Ларисы, я сказал тебе фразу, которую хотел бы повторить сейчас: «Ты прав, Александр, но это логика изменника».
— Кому же я изменил? Султанам?
— Турок не грех обмануть, и ты делал это мастерски. Одна Фатима тебя раскусила. Но я говорю о другом. Ты изменил всем, кто верил в тебя, кто доверился тебе. Ларисцы, царевичи Иса и Джем, твои друзья-телохранители Хуа То, Сафонка, Джумбо, гребцы каторги… Наконец, греки, напрасно ждавшие, что ты возглавишь их борьбу с поработителями. И всегда у тебя находились объяснения — очень убедительные, верные. И всегда ты оказывался прав, ибо побеждал или по крайней мере оставался в живых, тем самым доказывая свою правоту и неправоту тех, кто проигрывал или погибал. Ты платил за победу любую цену и добивался ее.
И в конце концов ты перестал быть человеком, превратился в истукана, которому поклоняются варвары. Языческий бог требует все новых и новых жертв, ничего не давая взамен, кроме пустых обещаний, а сам все усиливает господство над душами легковерных и наивных. Идол, который лжет, — вот твое имя! В глубине души я всегда это понимал. Но там же, в глубине души, по соседству, жила надежда — а вдруг я ошибаюсь, вдруг, достигнув высшей власти, ты выполнишь свои обещания?