А что еще есть огромнее, чем окиян-море, степь да лес?
Небо…
Степь — опрокинутое зеленое небо. И его попирали копыта казацких коней. Где-то вдали зелень переходила в зыбкую серость, потом в голубизну: горизонт, искусный портной, мелкими-мелкими стежочками сшивал землю со сводом небесным, так что между ними не оставалось и щелинки единой.
Как маленькое темное облачко, плыли по зеленому небу верховые — вершники, одновременно и желая, и боясь наткнуться на огромную грозовую тучу, готовую испепелить грады и селения русские — на воинских людей хана крымского. Желая — чтобы отчизну от удара внезапного спасти. Боясь — потому что смертью та встреча грозила.
Ехали с бережливостью великой, с коней не сседали, станов не делали. Каждый миг ожидали наскока вражьего, потому что очутились у самой пасти диаволовой — пересекали Ногайский шлях.
За все в ответе атаман. Никто ему не указ, в станице он сам и царь, и господин. Волен «ехати, которыми местами пригоже», действовать «посмотря по делу и по ходу», решать, что для станицы «поваднее и прибыльнее».
Многогрешен Семен: и до баб охоч, и до хмельного, и в казну царскую запускать лапу навык. Но воевода и голова станичный твердо знали: в бою ли, в разведке Иванов не подведет, голову за Русь сложит, не быв на сакме и не сметив крымцев али ногайцев, «не доведовав допрямо, на которые места воинские люди пойдут», с ложными вестьми домой не поедет, хотя за это и не полагается никакой кары.
И сейчас сотник выбрал что ни на есть опасные места. Появись тут поганые — враз их сакма замечена будет. Однако и самим уйти без потерь — близко к невозможному.
И место худое, и время худое. Осенью еще можно отбиться от орды, если лишить конницу вражью подножного корма, «жечь поле в осенинах, в октябре или ноябре, по заморозом, как гораздо на поле трава посохнет, и снегов не дожидаяся, а дождався ветреные и сухие поры, чтоб ветр был от государевых украинных городов в польскую сторону», дабы не пострадали крепости и леса.
Зимой поганые опасны более всего вблизи речного льда. По снегу глубокому от них на снегоступах или лыжах уйти можно. Степные легкие мохноноги проваливаются в сугробах, пешком же татарин ходит разве что нужду справлять…
А вот летом беда. Бахматы татарские неказисты, некрасивы, да выносливы необыкновенно.
Уйти от погони трудно, помощи ждать неоткуда. Позади, в нескольких днях пути на север, караулят на постоянных ухожеях-стоянках по десятку казаков. Четверо ждут в местечке укромном, остальные по двое рыщут в поисках следов конницы татарской, кою станичники — проведчики дальние — пропустить могли.