– Хватит городить чушь! – И губернатор ударил кулаком по столу. – Последний раз спрашиваю – зачем ты это сделала? Хотя, погоди, кажется, я догадываюсь. – Он прищурился. – Я понял. Это месть. Месть за то, что я уделяю тебе мало внимания. Верно?
Женя сморкнулся в платок, скомкал его и запулил в дальний угол комнаты.
– Да, Коленька, мало. – Ермакову захотелось заплакать, но слез уже не было. – Ты променял меня на этих никчемных детишек. Как же они мне ненавистны! Но я молчала, делала то, о чем ты меня просил. Знаешь, почему? Потому что я люблю тебя. Потому что думала – со временем твоя увлеченность ими пройдет, – разоткровенничался он. – Мы же с тобой с университета вместе, в турпоходах в одной палатке спали, ты за меня всегда заступался… Но повторяю – это не я сделала.
Трясущейся рукой Ладутько схватил со стола стакан с виски и залпом выпил; на дне обнажились три подтаявших кубика льда.
– Это не я… – принялся вновь оправдываться Ермаков, но тут же смолк, когда брошенный Николаем Павловичем стакан вдребезги разбился о стенку и осыпался мелкими осколками на ковер.
– Ты хоть понимаешь, что натворила? – прохрипел, сорвав голос, Ладутько. – Из-за твоей ревности я могу лишиться кресла губернатора. Ведь журналисты наверняка ухватятся за эту фотографию и начнут свое расследование. А что, если им удастся докопаться до истины? Представляешь, какой скандал поднимется?
Ветер, ворвавшийся в приоткрытое окно, растрепал волосы на парике Ермакова. Тот неуклюже пригладил их накладными ногтями и посмотрел заплаканными глазами на Ладутько.
– Можешь мне не верить. Но я уже все сказала.
– В общем, так, – сжав пальцы в кулак, решительно произнес Ладутько, понимая, что разговор зашел в тупик. – Ты должна исчезнуть из города, залечь на дно, пока все не уляжется. В свою очередь, я попытаюсь убедить общественность, что эта фотография – гнусная провокация, фотошоп. Все понятно?
– Хочешь от меня навсегда избавиться? – обиделся Ермаков.
– Избавиться? – возмутился губернатор. – Другой на моем месте тебя просто убил бы. А я человек добрый. Все, иди, чтоб глаза мои тебя больше не видели. – И он указал Жене на дверь.
* * *
Стояла глубокая ночь, а потому шоссе было совершенно пустынным. Ни одного автомобиля не попадалось на пути бронированного «Мерседеса» бизнес-класса с козырными номерами, вызывающими трепет у сотрудников ГИБДД.
Личному шоферу Ладутько уже надоело водить пальцем по сенсорному экранчику магнитолы, переключаясь с одной радиостанции на другую.
– Володя, оставь-ка эту, – наконец послышалось грустное с заднего сиденья, когда в динамиках заиграла нетленная «I will survive» в исполнении Глории Гейнор. – И погромче сделай.