В этот день Бетанкур с утра оставался при Софье Карловне. Он решительно объявил ей, что наотрез откажется от всякого поручения, чтобы лично проводить ее, и исполнил свое слово. Он позавтракал вместе с княгиней, сам уложил в дорожную корзину все необходимое в пути, привез ей разменянные на золото деньги, необходимые на путевые издержки, с ее согласия порешив, что общую крупную сумму он переведет ей уже прямо по месту жительства заграницей, и, окончательно прощаясь с ней и обнимая ее в последний раз на пороге квартиры, так порывисто и так горько зарыдал, что княгиня инстинктивно испугалась этого порыва.
— Саша?., голубчик… дорогой!.. Что с тобой?.. Какое предчувствие томит твою душу?.. Скажи мне правду… всю правду!.. Мне смутно кажется, что от меня скрывают что-то, что мне грозит какое-то страшное несчастье!..
При этих словах Бетанкур моментально опомнился от своего порыва; овладев собой, он выпустил Софью Карловну из своих объятий и проговорил голосом, которому старался придать выражение полного спокойствия:
— Перестань, моя дорогая!.. Полно!.. Не волнуйся!.. Что может грозить тебе?.. Ты займешься здоровьем Вовы, спасешь его от опасности, выходишь его и вернешься сюда вместе с ним… Мы будем переписываться… Время пройдет незаметно!..
— А тебя, стало быть, я уже никак не могу ждать туда… к себе? — заглядывая ему в глаза, спросила Софья Карловна.
Ей упорно хотелось самое себя обмануть напрасной надеждой; не хотелось верить в то горе, которое она скорее чувствовала, нежели сознавала.
В дормез княгиню положили почти без памяти, и Бетанкур, провожавший ее до заставы, сам в последнюю минуту едва мог оторваться от экипажа, уносившего все, чем он жил в последние годы своей уравновешенной, спокойной, счастливой жизни! Домой он вернулся только на минуту. Ему трудно было видеть эту разом опустевшую квартиру, этот словно вымерший дом, еще так недавно полный счастья, движения и радости!
Наскоро переодевшись в парадную форму, он прямо отправился во дворец и был немедленно принят фаворитом государя, встретившим его вопросом:
— Что? Покончили? Ну и отлично!.. Государь будет доволен, а вы, конечно, сознаете, что священная обязанность каждого из нас по силе и возможности способствовать к успокоению его величества!.. Так труден крест, посланный ему судьбою, так тяжела покоящаяся на его венчанной голове шапка Мономаха! — закончил он литературной цитатой свою иезуитски вкрадчивую речь.
Бетанкур не ответил ни слова. В его смущенной душе укором вставали воспоминания о только что покинутой им, беззаветно преданной, молодой красавице, отдавшей ему всю жизнь и горько рыдавшей на его груди в последнюю минуту разлуки.