То же невеселое хождение по урокам ожидало и молодую красавицу, и трудно было представить себе, как эта грациозная девушка примет на себя ответственные педагогические занятия и все сопряженные с необеспеченным положением тяготы жизни.
Государь подошел к Кокошкиной и милостиво заговорил с нею.
Она вся встрепенулась, вся раскраснелась и окончательно очаровала императора скромностью и веселым остроумием своих ответов.
На вопрос государя, кого грациозная красавица «обожает», она смеясь ответила, что «до этого дня» она обожала одну из своих старших подруг, и на этом остановилась.
— А с сегодняшнего дня кого? — милостиво пошутил император.
Красавица робко и кокетливо улыбнулась.
— Если вы не хотите сказать мне это, так я сам догадаюсь! — сказал государь, любуясь смущением своей миленькой собеседницы, и, уезжая, сказал ей: — С вами я не прощаюсь. Мы еще увидимся!
Эти слова глубоко запали в уме и сердце молодой девушки, образ которой тоже запал если не в сердце, то в воображение государя, и, вернувшись из института, он передал о произведенном на него впечатлении своему неизменному товарищу детства, носившему в это время флигель-адъютантские аксельбанты и пользовавшемуся исключительным вниманием своего державного покровителя, выросшего вместе с ним. Без содействия и вмешательства этого советника никогда не разыгрывалась ни одна юношеская шалость Николая Павловича в бытность его великим князем, и он остался столь же близким и доверенным лицом и после того, как Николай Павлович стал государем.
Выслушав оживленное и несколько восторженное повествование государя о пленившей его красавице Кокошкиной, фаворит отправился на розыски, познакомился и подробно переговорил с ее матерью, забросал подарками и окончательно вскружил голову молодой девушке и завершил дело тем, что Маруся Кокошкина, выйдя из института, вскоре уже занимала убранную с царской роскошью квартиру, в которую ее перевез услужливый любимец государя и где ее посещал заинтересовавшийся ею Николай Павлович.
Маруся Кокошкина, потерявшая голову и от окружавшей ее роскоши, и от баловства императора, исполнявшего и предупреждавшего все ее желания, сама до безумия «обожала» своего державного покровителя и считала себя счастливейшим существом в мире вплоть до того дня, когда, испугавшись совершенно нового, незнакомого ей ощущения, узнала от вызванного к ней доктора, что готовится быть матерью. Она перепугалась, расплакалась; ее страху и горю не было конца.
Оставалось только по возможности успокаивать и утешать Марусю и ее окружили новыми щедрыми подарками и новыми, почти баснословными баловствами, тем более что доктора высказали предположение, что она вряд ли вынесет постигшее ее положение.