После 1 января 1957 года окончательно определилась франко-германская граница. Вековые территориальные споры пришли к концу. Открылся путь для установления взаимного доверия, добрососедства и дружбы. Оба государства теперь могли действовать сообща, прежде всего в развитии экономики, что давало ощутимые плоды для промышленности и сельского хозяйства.
В Федеративной Республике саарский успех Аденауэра был встречен без особой помпы. Канцлер сознательно сбивал феерические настроения в своем стане. Оппозиция, столь недавно уверявшая, что канцлер предает и продает Саар, помалкивала, признавая успех Аденауэра и свое поражение. Население приняло возврат Саара, как в свое время и Рура, спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Аденауэра это устраивало. Он жертвовал триумфом ради дальнейшего сближения с Францией и осуществления европейской идеи. При всем преклонении перед Америкой — ее мощью и лидерством в западном мире Аденауэр считал, что в Европе главную роль должны играть Франция и Германия.
Временное удаление позволяет утверждать, что историческое примирение двух стран — это во многом, в решающем личная заслуга Аденауэра, который мыслил широкими категориями, выходящими за рамки сиюминутных национальных чувств и потребностей, который в очередной раз проявил себя искусным тактиком, не отклоняясь от принципиальных стратегических целей.
Глава XV
Расколотая Германия в расколотом мире
Из всего написанного об Аденауэре самые противоречивые оценки касаются его политики в германском вопросе. Одни считают, что он действовал разумно, но упустил ряд возможностей в решении вопроса о воссоединении. Другие обвиняют его, рейнца и антипруссака, говорившего с кёльнским акцентом, в нежелании воссоединяться с берлинцем Ульбрихтом и понять его саксонский выговор.
И та и другая оценки несколько поверхностны, хотя в них есть доля истины. Линию Аденауэра не понять без учета его философского понимания мировых процессов, глубинных причин раскола тогдашнего мира и Германии и тех выводов, которые он из этого раскола делал. Нет ни одного крупного выступления канцлера, в котором бы он не обозначил стремление к восстановлению единства страны. Однако даже в самых эмоциональных речах и пассажах, посвященных воссоединению, чувствовалась некоторая недосказанность, вынужденность говорить то, что от него ждут, но во что он, по крайней мере в тот момент, не очень верил.
Современный ему мир складывался в его понимании из борьбы двух различных мировоззрений: демократии, с ее христианскими принципами свободы человека, и тоталитаризма, основанного на материалистических постулатах и игнорирующего человека во имя интересов государства. Две идеологии вели глобальное соревнование, стремясь привлечь на свою сторону народы. Судьями становились сотни миллионов людей. Они выносили решение в пользу той системы, которая более успешно использовала свои силы в пользу мирной, обеспеченной и счастливой жизни.