Аденауэр удивленно посмотрел на Шрёдера. Встал и вышел из комнаты. Его министр уже начал рассуждать, как Эрхард. И изменить что-либо невозможно. С час он гулял по саду и пришел к гостям лишь к обеду.
В жаркие июньские дни 1963 года в Бонн прилетел Кеннеди с официальным визитом. Аденауэр устроил ему пышный прием. Вместе отправились в Берлин. Канцлер был сумрачен и молчалив. У Берлинской стены Кеннеди не сдержал эмоций:
— Соединенные Штаты будут всегда вместе с немцами, избравшими свободу. Можете не сомневаться, господин канцлер. Стена, у которой мы стоим, лучший аргумент против коммунизма.
Аденауэр с чувством пожал руку Кеннеди. Его отношение к американскому президенту менялось к лучшему. Он убедился в его твердости во время «карибского кризиса». Здесь, в Берлине, он окончательно понял, что не следует опасаться сговора американцев с русскими за счет немцев.
В заключительной беседе в Бонне Кеннеди дал высокую оценку франко-германскому примирению и тепло отозвался о генерале и канцлере. Беседа шла непринужденно и затянулась. Вошел адъютант Кеннеди и напомнил, что необходимо принять горячую ванну против болей в позвоночнике.
Президент вышел. Аденауэр сказал присутствовавшему Глобке:
— В Вашингтоне мы гуляли с ним по парку Белого дома. Выбежал двухлетний сынишка. Я взял его на руки и высоко поднял. Кеннеди заметил, что не может сделать этого из-за раны, полученной на войне.
— Жаль. Недуг во многом мешает президенту, — заметил Глобке.
— Боль заставляет от многого отказываться. Но она вырабатывает самодисциплину, тренирует волю, что формирует человека. Кеннеди умеет слушать и учиться, много работает и много знает. Он — достойный государственный деятель.
Наступила осень. Аденауэр отправился с прощальным визитом к де Голлю. Старики вели вялую беседу. Давно уже обо всем переговорено. Де Голль высказал опасение, что Эрхард не станет так последовательно укреплять франко-германский союз, как это делал Аденауэр. Канцлер промолчал. После обеда сделали паузу, чтобы соснуть на часок. А потом и попрощались.
В тот же день Аденауэр возвращался в Бонн. В самолете неподвижно сидел старый, уставший человек с застывшим лицом. Он еще не привык к мысли, что власть уходит навсегда. То, что он создал, вряд ли будет поколеблено. Но править будут другие, а он, создатель, останется в стороне. Смогут ли те, другие, вести Федеративную Республику тем же курсом и с тем же успехом? Не пошатнутся ли ее позиции без него?
На аэродроме в Бонне канцлера окружили журналисты. Посыпались вопросы. Он рукой освободил путь и, не произнеся ни слова, сел в машину.